— Интересная идея… А если он выйдет из леса?
— Будем действовать.
— Без поддержки спецподразделения?
— Гиртман не террорист и не гангстер. Он не готов к «боестолкновению» и не окажет сопротивления.
— А мне кажется, что от этого человека можно ждать чего угодно, — не согласился Стелен.
— Мы даже не знаем, сработает ли этот план. Будем действовать, так сказать, по мере поступления…
— Ладно, хорошо. Но держите меня в курсе всех событий, ясно?
— Я не закончил, — сказал Сервас.
— Ну что еще?
— Нужно позвонить следователю; мне необходимо судебное поручение, чтобы встретиться с заключенной тюрьмы в Сейсе.
Стелен кивнул, повернулся, взял со стола газету и бросил Сервасу.
— Не сработало. Никакой утечки.
Сервас посмотрел на шефа. Неужели он ошибся? Одно из двух: либо журналист не счел информацию достаточно важной, либо сведения прессе сливал не Пюжоль.
Небо за окнами класса было бледным. Все застыло в неподвижности. Белая жара затянула окружающий пейзаж подобием прозрачной пленки. Дубы отбрасывали на землю короткие плотные тени, липы и тополя словно окаменели, и только белесый след, оставленный реактивным лайнером, да несколько птиц в тишине оживляли эти почти зловещие декорации. Даже выпускникам, тренировавшимся на поле для регби, было так жарко, что игра шла в замедленном темпе. Казалось, что сборная Франции по футболу заразила студенческую команду отсутствием страсти и вдохновения.
Лето вступило в свои права, и Марго спросила себя, как долго продлится жара. Она слушала лекцию по истории вполуха, слова преподавателя отскакивали от нее, как капли воды от пластикового навеса. В голове была каша, она могла думать только о написанной от руки записке, которую обнаружила час назад, — ее приклеили скотчем к дверце шкафчика. Читая, она краснела от стыда и гнева, а по взглядам окружающих поняла, что все уже в курсе:
«Юго невиновен. Пусть твой папаша поостережется. Ты тоже поглядывай по сторонам. Тебе здесь больше не рады, грязная потаскуха».
Ее тактика сработала…
25
Круги
Мередит Якобсен ждала приземления рейса «Эр Франс» из аэропорта Тулуза-Бланьяк в зале прилета Орли-Уэст. Вторник, 13.05. Опоздание составляло уже десять минут, и Мередит знала его причину: вылет задержали, чтобы ее патрон Поль Лаказ успел подняться на борт. Ему досталось так называемое «кресло последней минуты», хотя самолет был заполнен.
Режимом наибольшего благоприятствования он был обязан не статусу депутата, а принадлежности к крайне тесному и закрытому кругу лиц — Клубу 2000. В противоположность программам привлечения и закрепления клиентуры, предназначенным для завзятых путешественников (эти люди должны были провести на борту реактивных лайнеров тысячи часов и налетать тысячи миль), магическая формула Клуба 2000, этот своего рода «Сезам, откройся», действовала отнюдь не для всех. Пароль называли, следуя драконовским, но весьма туманным критериям, узкому кругу лиц, имеющих вес в экономике, шоу-бизнесе и политике. Изначально членами Клуба были две тысячи человек из разных стран мира — это подчеркивало его значение и исключительность, но постепенно их стало в десять раз больше. В числе счастливцев было несколько кардиналов, спортсменов и нобелевских лауреатов. Не у всех 577 депутатов Национального собрания имелся доступ к Клубу, хотя они тоже ездили-летали бесплатно, однако Лаказ был восходящей звездой и любимчиком прессы, а компания-авиаперевозчик привечала знаменитостей.
Двери наконец открылись, выпуская пассажиров, и Мередит Якобсен помахала своему боссу. Выглядел он неважно. Мать Мередит была француженкой, отец — шведом. Она окончила Сьянс-По и в двадцать восемь лет получила должность помощника депутата. Платили Мередит из частных фондов, ее крошечный кабинет находился в доме № 126 по Университетской улице. На Лаказа работали четыре сотрудника — два члена семьи, дальний кузен и племянница, — получавшие жалованье из средств Национального собрания, в строгом соответствии с буквой закона. Мередит была ключевым игроком команды и доверенным лицом Лаказа, она одна работала на постоянной основе.
Круг обязанностей парламентского помощника точно не очерчен. Мередит занималась всем: разбирала почту, планировала встречи и мероприятия, заказывала билеты на поезд и самолет. Она отвечала за связи со средствами массовой информации, общественными и профсоюзными организациями, экономическими объединениями, составляла аналитические записки и даже редактировала законодательные поправки. Мередит была сокровищем, и Лаказ это знал, как понимал и то, что она намерена сделать политическую карьеру. Помимо всего прочего, на Мередит Якобсен приятно было смотреть. Лаказ платил ей по высшей ставке — 2800 евро в месяц, большинство парламентских помощников получали куда меньше.
Поль Лаказ не тратил собственных средств. Он получал от государства 8859 евро в месяц на содержание аппарата, он был волен сам набирать сотрудников (но не больше пяти человек), определять круг их обязанностей и размер жалованья. Помимо этой суммы, каждому депутату выплачивали 5189,27 евро (эквивалент парламентской неприкосновенности) плюс 6412 евро чистыми (цена мандата), за которые не нужно было отчитываться перед Национальным собранием. Оплачивало государство и проезд в первом классе по железной дороге, счета за телефон и пользование Интернетом, и, уж конечно, никому не пришло бы в голову потребовать возврата неизрасходованных средств, даже если бы выяснилось, что истрачено не больше половины денег.
Мередит расцеловала патрона в обе щеки, забрала у него сумку, и они направились к стоянке такси.
— Нужно поторопиться, — сказала она. — Девенкур хочет пообедать с тобой в Клубе Межсоюзного объединения.
[36]
Депутат мысленно чертыхнулся: Кашалот мог бы выбрать более укромное место. Официально Девенкур был всего лишь сенатором — одним из многих — и даже не возглавлял фракцию. Но именно этот старик (Девенкуру исполнилось восемьдесят два!) задавал тон в партии. Впервые он стал депутатом в 1967 году, в двадцать девять лет, четыре десятилетия занимал посты во всех важнейших министерствах, работал при шести президентах, восемнадцати премьер-министрах, сотрудничал с тысячами парламентариев, создал и погубил столько репутаций, что и не упомнишь. Лаказ считал Девенкура динозавром, человеком из прошлого, бывшим — но никто не мог себе позволить ослушаться Кашалота.
Мередит Якобсен подтянула юбку, устраиваясь на заднем сиденье такси, и Лаказ в очередной раз оценил красоту ее ног. Водитель наслаждался пением Дэвида Боуи. Лаказ поморщился и попросил приглушить звук. Мередит раскрыла на коленях папку и начала излагать патрону, какие дела запланированы на этот день. Он слушал рассеянно, глядя в окно на унылое южное предместье Парижа. Воистину, бидонвили Буэнос-Айреса и Сан-Паулу милее его сердцу, в них есть свой шик.