– Башибузуки…
[43]
Гашиш курят… Ума совсем нет. Род прогнал, вот и скитаются по степи. Пока живы… Кто знает, что там в ихних гнилых котелках варится? Может, шайтанами нас считают, а может – себя.
Тем временем один из оружных положил саблю на землю. Повернулся спиной, нагнулся и приспустил шаровары.
– Вот зараза… – казак взялся за мушкет, но не поднял. Покрутил головой. – Далеко. Не достанет пуля. Только раззадорим дурней.
А тех и поощрять не понадобилось. И минуты не прошло, как на нас глядели три голые задницы.
– Была не была… – пробормотал Василий и вскинул мушкет. – Помогай, Божья Матерь!
Громыхнуло сильнее обычного. Да и отдача, судя по тому, как Полупуд покосился на фузею, была сильнее. Но больше всего казак удивился, когда взглянул на могилу. Один из троицы лежал ничком, остальные суетились над ним. Пытаясь поставить на ноги.
Казак приложил ладонь козырьком и присвистнул.
– Что за крендель? Кажется, я одного убил. Быть того не может. До могилы добрых триста шагов… – потом поглядел на меня. – Ты сколько пороха всыпал?
– Обычно. Мерку…
– Какого ж оно?!
– Может, Матерь Божья…
– Не богохульствуй, а то в ухо получишь… На, – он сунул мне мушкет. – Заряжай. Погляжу на твою мерку…
Да пожалуйста. Было б на что глядеть. Шомполом пробанить. Теперь порох… Ну как его можно набрать больше мерки? Пыж… пуля и опять пыж… Василий этого не говорил, но ведь логично. Иначе пуля вывалится.
– Стой…
Василий отобрал мушкет.
– В прошлый раз тоже так сделал?
– Да… – я пожал плечами. – Точь-в-точь.
– Угу…
Казак поджег фитиль, навел ствол на цель и выстрелил. Один из башибузуков, все еще пританцовывающих возле убитого, взвыл и схватился рукой за плечо. Даже отсюда было видно, как мгновенно потемнела на нем выгоревшая под солнцем ткань рукава. Второй – взглянув на товарища, завопил едва ли не громче раненого. А потом оба метнулись прочь и пропали, словно померещились.
– Воистину, чудны твои дела, Господи, – перекрестился запорожец. – М-да… Гляжу я на тебя, Петро, и думаю, блаженный ты или мудрец?
– А что лучше? – осторожно поинтересовался я. Понимая, что опять сделал что-то не так, но подзатыльника не получу.
– Вот и я об этом…
Глава вторая
Понятное дело, о привале пришлось забыть. Саламаха все равно выплеснулась, когда Василий прыгнул через костер. Купаться тоже расхотелось. Как-то совсем не было желания лезть в воду, оставив на берегу одежду и оружие.
Собрались и двинулись к могиле.
Труп лежал там, где настигла смерть, со спущенными шароварами. Остальных и след простыл. Что, впрочем, не помешало казаку определить, что башибузуков было только трое. И без заводных коней. Что вполне могло подразумевать наличие неподалеку большей ватаги харцызов. Не факт, что атамана степных разбойников заинтересует пара казаков – навару-то никакого. Но достаточно вспомнить историю Корсака, чтобы не упорствовать в этом. Да и вообще пытаться понять, что у бешеного пса на уме, себе дороже.
– Принес же черт на наши головы, – Василий в сердцах пнул еще не окоченевшее тело. Что, конечно же, не могло компенсировать потерю заводных коней, но как-то полегчало. Даже мне. – Чтоб тебя до конца веков на вилах таскали. Тьфу, срамота… И даже взять нечего. Только порох зря потратили… А я еще сомневался: брать или нет… Как чувствовал… – похлопал ладонью по торбе, в которой хранился самый маленький бочонок из арсенала байрачника.
– Угу, – кивнул я. – Только если так и дальше пойдет, скоро мы все имущество на себе переть будем.
– Верно… – задумался казак, присматриваясь к следам, оставленным харцызами. – Гм… Как в Писании сказано? Око за око, зуб за зуб… Поехали… Нечего тут торчать… – и пустил коня вниз по склону.
– Куда?
– За конями, куда ж еще. Сам говоришь, поклажи много.
– Ты хочешь…
– Пока не уверен, – Василий понял невысказанный вопрос. – Смотреть надо. На рожон не попрем, но если представится случай – грех не воспользоваться. У разбойников с порядком туго. Каждый сам по себе. Атамана побаиваются, конечно… А в целом… Посмотрим, в общем.
Дело ясное, что дело темное…. Здраво рассуждая, нам бы рвать когти, пока товарищи обиженных не нарисовались, а мы сами к ним едем. За лошадьми… Ага. Разозлился Василий, вот и все причины. Слишком много в последнее время невзгод выпало на казацкую долю. А еще рассказ Корсака… Разум, возможно, советовал другое, а душа воина требовала мести. Победы над супостатом… И никак иначе. Иначе – за печку. Боки вылеживать. Или в монастырь.
Беглецы ломились напрямки, так что выслеживать их не составляло труда. Но все равно через определенные промежутки времени, примерно раз в десять минут, Полупуд придерживал коня. Давал знак остановиться и прислушивался. Раза три… Пока мы не услышали тех, кого искали…
Либо разбойникам действительно было море по колено, либо они считали себя большой силой и поэтому чувствовали в безопасности, но место бивака мы определили много раньше, чем заметили вьющийся дым от костра. По ору, который там стоял. Впечатление, что подъезжаем к небольшой ярмарке или небольшому стадиону. Дюжины две мужских голосов всячески пытались перекричать друг друга, не вслушиваясь в слова других. У каждого имелось собственное мнение, и он торопился его высказать.
– Стоп. Приехали… Дальше пешком. Коней стреножим и оставим здесь.
– Ты уже решил, как действовать?
Полупуд отрицательно мотнул чубом. Но, судя по тому, что мушкет не стал брать, а только лук и стрелы – громкое нападение не планировалось.
Где убыстряя шаг, а где и замирая на миг, минут через десять мы вышли к лагерю харцызов. Пока добирались, слушали… Опуская подробности, атаман разбойников был очень недоволен. О чем он громогласно излагал, не скупясь на красочное описание умственных способностей и прочей телесной ущербности сотоварищей. И причин для недовольства у него было много. И почему безголовые ублюдки ускакали, не спросясь. И почему, сыны ослицы и бешеного верблюда, не дали знать ему, когда нашли бивак казаков. А если уж напали, косоглазые и криворукие выкидыши, то почему не убили? И так далее в таком же духе.
Один из обвиняемых вяло пытался объяснить причины, а второй – молча лежал неподалеку от костра и молчал. Хорошо Василий попал. Харцыз еще дышал, но, похоже, уже был одной ногой в могиле. Рубаха на груди потемнела от крови, так что лицо разбойника на ее фоне казалось высеченным из куска мела.
