Сказано было настолько буднично, что до Грейс не сразу дошел смысл двух этих слов. А когда дошел, она отдернула руку.
– От… пули? Вы шутите?
Макс покачал головой, не переставая жевать.
– А что произошло?
– Мы с лучшим другом вляпались в одно дельце.
– С Картером? – догадалась Грейс.
Макс часто говорил о Картере, которого считал не столько другом, сколько братом.
– С ним, – ответил Макс, дотрагиваясь до шрама. – Пытались угнать машину, а ее владелец возьми и пальни по нам.
По коже Грейс побежали мурашки. От услышанного ей стало не по себе.
– И вы так спокойно об этом рассказываете.
– А вам нужна дрожь в голосе? – удивился Макс. – Не думайте, что я в восторге от своих подростковых подвигов. Но что было, то было.
– Внутри вам что-нибудь задело?
– Мне повезло. Пуля прошла по касательной. Я успел оттолкнуть Картера, и пуля прошла мимо цели. А целили мне прямо в сердце. – Макс постучал себе по груди.
– Постойте. Вы оттолкнули Картера, чтобы стрелявший не попал в него?
– Ну да. Тот придурок целился не в меня, а в него. Но я успел.
– Боже мой, – выдохнула Грейс. Невзирая на духоту комнаты, ей вдруг стало зябко. – Вас же могли убить.
Макс пожал плечами:
– Он мой лучший друг. И никому не позволено в него стрелять. Кроме меня.
Макс улыбался, глядя в пол.
«Послужной список» Макса О’Хейра расширялся. Угон машин, пулевые ранения, наркотики. Услышав подобное, любая нормальная, здравомыслящая женщина должна была бы опрометью броситься к двери и бежать со всех ног как можно дальше. Но скромность, с какой Макс говорил о спасении жизни своего друга, крепко удерживала ее на месте. Этот человек был очень непрост. Помимо пристрастия к кокаину и лечения в реабилитационном центре, его жизнь имела немало иных граней. Грейс отчаянно захотелось узнать о них все, что можно. Странно, что человек с талантом художника делал такие зигзаги.
Макс поставил опустевшую банку на пол и повернулся к Грейс, упираясь ладонью в матрас.
– Вы прекрасно знаете: я вовсе не горжусь своим прошлым. Но изменить прошлое я не могу. Шрам напоминает мне о событиях, повторения которых я ни в коем случае не хочу.
– А ваша татуировка? – отважилась спросить Грейс.
Татуировка занимала верхнюю часть правой руки Макса. Грейс хотелось, чтобы он повернулся и показал ей весь рисунок.
Макс криво усмехнулся и покачал головой:
– Об этом – как-нибудь в другой раз.
Подавляя досаду, Грейс кивнула. Он и так рассказал слишком много. Ей было очень понятно стремление Макса никогда не возвращаться к ошибкам прошлого. Он пока не знал, что и на теле Грейс есть шрамы – уродливые напоминания о событиях, повторения которых она никогда не допустит. Ей захотелось вознаградить Макса за откровенность. Чуть отодвинувшись, Грейс медленно приподняла футболку.
Макса на мгновение озадачил ее жест. Потом он заметил бледные зигзаги шрамов, что начинались под ее правой грудью и тянулись до бедра. Макс шумно вдохнул и стиснул зубы.
– Откуда это у вас? – повторил он ее вопрос, хотя чувствовалось, что он и так знает ответ.
– От ботинка сорок второго размера и кухонного ножа.
Из горла Макса вырвалось глухое рычание. Оно нарастало и вылилось в грубое ругательство по адресу Рика.
– Вы не возражаете? – спросил он, протянув руку к ее шрамам.
Грейс оторопело моргала. Его крупные пальцы с такой осторожностью касались ее шрамов, словно она была статуэткой из тончайшего стекла.
– Жуткое украшение, правда?
Грейс попыталась улыбнуться. Она невольно закрыла глаза, наслаждаясь нежностью его прикосновений.
– Нет, они совсем не жуткие, – твердо возразил Макс.
– Вам незачем мне лгать. Я представляю, каково мужчине видеть такое на женском теле.
Макс вздохнул, опустил руку:
– Когда у моего отца обнаружили рак, ему делали одну операцию за другой. Он с головы до живота был весь покрыт шрамами. Как-то я у него спросил, не шокируют ли они его и не противно ли ему видеть располосованное тело. Отец засмеялся и ответил: «Как они могут быть мне противны? Глядя на них, каждый видит, что я жив».
Макс снова дотронулся до ее шрамов. Тепло его ладони прожигало Грейс до костей. Темные глаза приковали ее к месту, не давая шевельнуться.
– Вот и ваши шрамы, Грейс, показывают каждому, что вы прошли через ад и выжили. И нечего их стыдиться.
У Грейс брызнули слезы. Всхлипывание она спрятала за шумным выдохом. Она не представляла, что можно за считаные секунды снять с души груз, годами не дававший покоя. Шрамы были еще одной причиной, удерживавшей Грейс от интимных отношений с мужчиной. Макс нежно погладил ей бок и передвинул руку к бедру. Его рука, застывшая на ее тонкой талии, казалась рукой великана.
– Какая у вас нежная кожа, – сказал Макс, облизывая пересохшие губы своим бесподобным розовым языком.
Макс подвинулся ближе к ней. Их колени сомкнулись. Его пальцы отогнули край лифчика. Грейс обожгло легкие.
– Мне приятны ваши руки, – прошептала она.
Это было правдой, которую Макс должен знать. Убери он сейчас руку… Грейс вдруг показалось, что это было бы равносильно смерти.
– Я хочу видеть больше, – тихо признался он, глядя на нее сквозь свои длинные черные ресницы. – Мы вдвоем. Сюда никто не войдет. Не бойтесь меня. Я хочу посмотреть на вас.
Грейс тут же сбросила с себя футболку, оставшись в ярко-розовом лифчике и штанах для йоги. Урчание Макса было на редкость чувственным и пробирало Грейс до костей. Когда руки Макса потянулись к ее ключицам, она даже не вздрогнула.
– Вот так, – вздохнул он. – Смотрите на меня.
Его прикосновение было огненным и одновременно дарящим безопасность. Его прикосновение пробудило спящую часть личности Грейс. Ее руки потянулись к застежкам лифчика.
Макс заметил это и глухо добавил:
– Я не настаиваю. Только если вас это не смущает.
– Я хочу преодолеть смущение. Хочу, чтобы вы меня видели. Мне пора быть смелой.
Щелкнула застежка. Грейс сбросила лифчик. Теперь они с Максом оба были голыми по пояс.
– Боже мой, – пробормотал Макс. – Вы…
Его пальцы медленно опускались с ключиц к ее голым грудям. Чем ближе, тем осторожнее становились его движения.
– Не возражаете? – еще раз спросил Макс.
– Ничуть.
Грейс говорила правду. Она не возражала. Она хотела, чтобы его руки трогали и ласкали ее. В его руках она оживала. Наконец Макс дотронулся до ее сосков и осторожно сомкнул пальцы вокруг грудей. Грейс застонала. Это был стон облегчения, наслаждения и просьбы о продолжении. Она и не предполагала, что может так стонать. Макс тоже застонал. Он нежно сдавливал ее соски пальцами.
