Между прочим, кое-кто предписывал Сервантесу вести особое наблюдение за самим Штейнером: «Ненавязчиво порасспросите доктора об его отношении к политике, о темах бесед с сельской интеллигенцией…» Инструктор беспокоился, зная о привычке Т. Н. Воскобойникова докладывать в соответствующие органы о событиях и людях в пути, кажущихся ему подозрительными в советском обществе. Спорить с лектором было опасно, он считался одним из лучших распространителей политико-этических и научных знаний в несознательной народной среде. Его ораторское искусство оплачивалось в обкомовских штатах.
Косари в островных сенокосных звеньях охотно разбирали бесплатные номера журнала «Агитатор» на всякие нужды, но слушали чтеца без эмоций и не удивлялись суду Линча. Ку-клукс-клан с неграми далеко… солнце высоко… Покос торопил драгоценные рабочие часы. По мере удаления баржи от берега меркла постановочная лекторская улыбка. Т. Н. Воскобойников нудно препирался с уполномоченным Сидоровым, обвиняя того в организационных огрехах. Брюзга страшно надоел спутникам хроническим нытьем и замучил доктора жалобами на колики в прямой кишке. В качестве доказательства нездоровья лектор всюду носил с собой пуховую подушечку и садился на нее, выпятив зад и растопырив руки крыльями, как птица на яйца. Бутузы выводили страдальца из себя. Мальчишки без всякого сочувствия к его мигрени гоняли по барже с «тра-та-та» из игрушечных автоматов. К ужину он выходил из палатки пахнущий валерьянкой, с перевязанной влажным полотенцем головой.
Вскоре катерок из-за технической неполадки встал на длительный прикол. Ближнее село посмотрело концерт и закупило свою долю товаров. Ветхий старик, глуховатый, с бородой, как заснеженный шиповниковый куст, взял у аптекарши двадцать последних «резинок против детей». Громко поинтересовался, когда аптека приедет с новыми резинками.
– Силен дедок, – удивился Яков Натанович.
– Большинство у нас в этом деле сильное, председатель с ними извелся, – вздохнув, туманно пояснила местная фельдшерица. – Ничего доказать не может…
По ее просьбе доктор с Дмитрием Филипповичем отправились в село к больному, предположительно подвергшемуся укусу энцефалитного клеща.
Труппа купалась и загорала. На мелкоте взбивали фонтаны бутузы и не умеющий плавать Нарышкин. Детское поведение тенора, радостного пупса пятьдесят восьмого размера, облепленного сатином огромных «семейных» трусов, возмущало эстетическое эго Т. Н. Воскобойникова. Сидя в шезлонге с тентом, он снял очки и осуждающе разглядывал нескромные купальники артисток в бинокль. Сервантес томился недобрым предчувствием: доктор с Неустроевым все не возвращались. Не было видно и кошки.
Уполномоченный Сидоров тоже заволновался:
– Мало ли что могло с ними случиться… Вы бы, Константин Святославович, в деревню сходили с лектором. А я за остальными присмотрю.
– Спасибо, – поблагодарил инструктор. – Вам с лектором легче будет вдвоем в бинокль присматривать за остальными, я как-нибудь один поищу наших олухов.
На дверях медпункта висел замок. Фельдшерица поливала огурцы у себя в огороде.
– Вроде к Евсеичу собирались, – замялась и покраснела она, как девочка. – Федор Евсеич – это дедушка, который про презервативы спрашивал. Вы плохого не думайте, он их купил не из-за осеменения, извините, женщин… Женщины и девушки у нас все порядочные… Просто несколько месяцев назад спутник с космоса возле села упал, вот из-за него… Евсеич в конце улицы живет, крайний дом справа, прямо шагайте, не сворачивайте.
По дороге заинтригованному инструктору встретились два подвыпивших мужика. Вели под руки третьего.
Дом у Евсеича был старый, но добротный, и приструнивший собаку хозяин уже не казался ветхим – крепенький и румяный дед-боровик, с благообразной, надвое расчесанной серебристой бородой.
– Ушли они с кошкой, ага! Разминулся ты с имями. Тебя фершалица ко мне послала? Сам-то кто будешь, из лекарей или из артистов?
– За концертной программой слежу, – уклонился Сервантес.
– Ну, лишь бы не с обкома, – заговорщицки подмигнул Евсеич. – Имя-то назови.
– Костей зовут. Скажите, Федор Евсеевич, это правда, что спутник…
– Ага, ага, свалился чуть нам не на голову средь бела дня, – закивал дед, обрадованный возможностью побеседовать с умным человеком. – А то давай чайку попьем?
Сервантес согласился. Любопытно было узнать о космическом объекте и, в частности, о том, откуда колхозники берут спиртное. Сельсоветчики уверяли, что на время сенокоса в деревнях повсеместно учреждается сухой закон.
– Ты ступай, ступай в дом, мы в баню, – подтолкнул Евсеич к сенцам выглянувшую старуху.
– Лишнего не болтай, Федька! – крикнула она.
– Я что, дурень тебе? – вздернулся он. – Вишь – свой человек, из артистов! Поет! Трепаться не станет! Ведь не станешь, а? – повернулся к Сервантесу. – Я в бане кумыс держу. Лечебный! Не на кобыльем молоке – на коровьем, такой кумыс у нас быппахом называется. Петьку Колягина заразный клещ ужалил, так Петька три дня у меня кумысом лечился, теперь не помрет! Врач в медпункте его смотрел, здоров, сказал. Братья вот тока-тока Петьку отсюдова утартали. Как бык, упирался!
Старик провел гостя по огороду к задворкам, где нарядно желтела новая лиственничная банька. В двери предбанника Сервантес вдохнул вкусный воздух, пахнущий дымом и березовым веником, и вдруг почуял что-то другое. Донесся, померещилось, запах спирта.
– Ты заходь, заходь, сядай на скамью-то, – радушно взмахнул руками Евсеич. – Я расскажу! Я первый эту штуковину увидел. Гляжу – яйцо с неба летит! Ага, агромадное такое яйцо, да как бабахнет за озером! Я, конечно, галопом туды. Кругом все разворочено, кусты с корнями валяются, и купол железный в яме высунулся. Железо горячее, аж дымится в боках! Народу набежало, обсуждают, гадают – что да как. Тракторист приехал. Обождали, пока махина остынет, обтянули тросами и вытащили. А не шибко большая оказалась, когда померили, всего-то пять метров в диаметре. Учитель говорит: летательный аппарат, могет, нашей науке неизвестный. Намекает, что с другой планеты. Мы кумекаем: вдруг инопланетяны, ростом маленькие, в нутрях сидят?! Катнули аппарат – кока да кока, ни окон, веришь ли, ни дверей. Ну, мужики давай ломать – кто зубилом, кто кувалдой, тракторист ключи принес гайки отвертывать. Тока на третий день раздолбали! Жаль, не оказалося инопланетянов. Зато всяких хороших железок – куча, а мы рукастые! Справедливо разделили, по жребию. Мне целый кусок достался, вроде сундука, кое-как к дому приволок, во дворе доразобрал. Толстая железяка, долго не поддавалася… Сейчас покажу, что я в ей нашел!
Евсеич откинул занавеску, скрывающую полок у печки:
– Во, гляди!
Сервантес ахнул. На полке стояли шесть прозрачных, примерно десятилитровых емкостей. Две были почти опустошены, четыре других наполнены чем-то мутновато-белым, по виду шипучим, с пышными шапками пены в «плечах». Однако не эти странные баллоны из нетвердого материала, напоминающего плексиглас, ошарашили инструктора. На их горлышках в полной боевой готовности торчали надутые презервативы!
