— Что?
Смотров слушал внимательно. Он понимал, что коллега просто рассуждает. Просто. Рассуждает. Не пытается никого оправдать, а мыслит вслух. И ему было интересно. Макаров должен был, казалось, радоваться сложившимся обстоятельствам, играющим на руку его знакомой, которую он взял под свою защиту. А он будто и на стороне нового подозреваемого. Что за линию гнет?
— То, что на камере не видно, в каком свитере, в какой рубашке Илья Степанов. Он в полупальто и просто вытирает руки. Платок, кстати, в вещах нашли?
— Нет.
— Тоже странно. Если он все вещи в крови в чемодан сложил, куда платок подевал?
— Н-да, — Гена осторожно улыбнулся. — Я что-то не пойму тебя, Дим. То ты на стороне его бывшей жены. То будто и его под защиту берешь. Нет, ошибаюсь?
Макаров скорчил кислую гримасу и честно ответил:
— Просто терпеть не могу, когда меня используют втемную, Ген. Считают, что я дурак, так? Сейчас начну землю копытом рыть и требовать освобождения Киры Степановой, потому что кому-то пришло в голову снять с нее подозрения таким вот корявым способом.
— В самом деле коряво, — кивнул Смотров и тут же загрустил, глянул на Макарова, подперев щеку кулаком. — Но ведь своего добились, Степанов под арестом. И если кровь потерпевших на его одежде, у него просто нет шансов оправдаться, Дим. Ты это понимаешь?
— Да.
— И алиби нет. И на записях засвечен. Даже особо стараться не нужно, чтобы его посадить.
— Да, прокурору подарок!
— А то!
— Вину признал?
— Нет, конечно. В обморок, слизняк, шарахнулся, представляешь?
— Кира, его бывшая, знает?
— Конечно! — Смотров заметно оживился. — Ее подруга такую суету тут развела. Не успели мы Степанова арестовать, как она с адвокатом Киры сюда явилась и давай орать.
— Чего хоть орала-то?
Макарову сделалось тошно, стоило представить Ирину, врывающуюся в кабинет Смотрова с победным блеском в глазах. Кто, интересно, кроме адвоката, ее сопровождал? Мускулистый любовник? Макарова списали сразу за ненадобностью? Выходит, так. Она и не обещала ему ничего такого. Что-то такое возникло между ними за обедом, но быстро исчезло. Настолько быстро, что он даже прочувствовать как следует не успел. Счел потом собственной фантазией.
— Чего орала? — Гена откинулся на спинку стула, мечтательно воздел глаза к потолку. — Про полицейский беспредел. Про то, что жаловаться будет. Про неприятности, которые она на мою бедную задницу… Короче, все в этом духе.
— Долго орала?
— Долго. Пока я ее не заткнул.
— Ты? Ее? — усомнился Макаров. — Как же у тебя получилось?
— А я ее в лоб напрямую спросил, откуда она узнала об аресте Ильи.
— Ответила?
— Ага. Говорит, администрация отеля ей сообщила.
— О как!
— Ага. Спрашиваю, звонили или вы лично туда наведывались?
— Ответила?
— А как же. Лично, говорит, ездила. Спрашиваю: с какой целью? Убедиться, что вами задуманное сработало?
— А она?
— Опешила, конечно. Глаза сделала удивленные. Вы о чем, говорит? А я: а о том, что вы, уважаемая Ирина Ивановна, запросто могли подбросить улики Степанову. Вы, говорю, лицо заинтересованное.
— А она?
— Чушь, отвечает, — Гена Смотров закинул руки за голову, улыбнулся, будто милые сердцу воспоминания пересказывал. — А я ей говорю: не так страшно, что вы улики подкинули, Ирина Ивановна. Мотив понятен — подругу из беды вытащить необходимо. Страшнее другое. А она побледнела и спрашивает: и что же?
— А ты? — Макаров тоже побледнел, он все понял.
— А я говорю: страшнее то, откуда вы эти улики взяли. Если окажется, что на вещах Степанова кровь потерпевших и он к этому не имеет никакого отношения, то возникает логичный вопрос: кто имел это самое отношение? А? И, Дим, пока она не умчалась, едва мою дверь с петель не сорвала, я успел ей задать резонный вопрос.
— Который?
— Алиби! Есть ли у нее алиби на то время, когда происходили убийства?
— Ответила?
— Не-а… Так что вопрос об освобождении Киры Степановой пока не стоит столь остро. Боюсь, у меня будут еще подозреваемые.
— Ладно. — Макаров встал, протянул руку для прощального рукопожатия, грустно пошутил: — Смотри, чтобы весь изолятор не забить подозреваемыми по одному делу.
— Тьфу-тьфу на тебя, — расплылся в улыбке Гена Смотров. — Но это все же лучше, чем ни одного, так ведь?
Он опять сидел в той кофейне, где не так давно пил кофе с Ириной. Сидел, вяло помешивал ложечкой густую пену и пытался свести все, что знает, воедино. Или он в отпуске совершенно навыки потерял, или за всем за этим стоит какой-то сумасшедший. Выходила полнейшая чушь. Никакой логики, если разбирать мотивы имеющихся в разработке у Гены Смотрова подозреваемых.
Кира?
Предположительно убивает соперницу. Мотив понятен. Непонятно, учитывая обстоятельства дела, как она физически умудрилась это сделать? И опять же к убийству Клавдии она руку не могла приложить, сидела в камере потому что.
Илья?
Если он убил Катерину и Клавдию, от первой пожелав избавиться как от обузы, а второй отомстив за пустой сейф, то зачем ему так подставляться? Зачем прятать окровавленные тряпки в гостиничном номере? Бред.
Ирина?
Если она подставляет свою подругу, находясь в момент убийства Катерины в ее квартире, зачем так активно хлопотать о ее освобождении? Заметает тем самым следы? Вполне. Если она, допустим, мстит подруге за Илью, которого когда-то, возможно, любила, то ее мотив понятен: одним махом избавляется сразу от двух соперниц. Но зачем ей тогда подбрасывать окровавленную одежду в чемодан Илье?
И Макаров просто ахнул, смутив официантку, положившую ему счет на столик.
Затем, чтобы отомстить им обоим за украденное у нее счастье! Лишить их свободы, любви — всего!
Но это при условии, что Кира когда-то увела у нее Илью. Или что Ирина когда-то тайно Илью любила. В противном случае эта версия тоже бред. Ему надо срочно переговорить с Кирой. И с Ильей. И с Ириной, если она пожелает.
Киру ему позволили увидеть через пару дней. Узнать в ней женщину, которую он тащил вверх по обочине после аварии, было сложно. Она похудела, потухла, постарела.
— Тюрьма никого не красит, — угадала она в его взгляде жалость и тяжело вздохнула. — Если бы я знала, что все так закончится, я бы…
— Что?
— Просто проехала мимо этого дома. В сторону аэропорта.
— Да-да, вы ведь собирались улетать в этот день?
— Да, Ирина настаивала. Она готова была меня убрать из города все равно куда, лишь бы я не видела и не слышала ничего об этих двоих.
