– А почему он сказал: «Насмотришься»?
– Э-ээ…
– Ну-ка, отвечай!
– Хеллоу! – услышали мы высокий неприятный голос, и в комнату вплыла девушка, похожая на шарик.
Все: и щеки, и руки, и ноги, а пятая точка, туго обтянутая джинсами, тем более – было у нее круглым, как у мультяшной хрюшки. Прилизанные темные волосы собраны в пучок. Прыщавая, с прищуренным взглядом, со сжатыми губами, она встала в позу руки в бока, окончательно превратившись в капризный футбольный мячик.
– Can’t you speak a little quieter?
[59]
– спросила она сердито, и я безошибочно определила ее акцент.
Американка. Еще одна наша соседка. Значит, трейсер, пухлая капризуля, сумасшедшая мадам, анорексик – будущая актриса и я, неудавшийся художник. Вот это паноптикум!
– We can, – поспешила я заверить ее, – sorry!
– What are you doing here so late?
[60]
– возмущенно спросила она.
– Studying
[61]
, – не сморгнув, соврала Ника.
Вот уж кто специалист по выкручиванию из любой ситуации. Потому что американка вдруг улыбнулась и рассказала, что ее зовут Доминик, ей восемнадцать лет (я бы никогда ей не дала столько!), она приехала без родителей. Доминик изучает в Париже французский язык – ездит каждый день в центр города на занятия. Ей преподают грамматику и фонетику, а они с другими студентами общаются между собой по-французски, чтобы практиковаться в устной речи. А тех, кто на занятиях переходит на английский, штрафуют на конфеты. Судя по округлой фигурке Доминик, она часто нарушала правила на своих занятиях.
– What’re you studying?
[62]
– спросила она, раскатисто выделяя звук «р».
– Philosophy!
[63]
– брякнула я.
А я, наверное, специалист по тому, как все надо портить. Потому что американка перестала улыбаться и озадаченно посмотрела на меня. А все из-за Грея! Никак он не шел у меня из головы со своими прыжками, дельфинами на шее и книжкой по философии.
Ника поспешила представить нас, рассказала, что мы тоже жили в Америке, она – так вообще всю жизнь, и еще о том, как она собирается сниматься в сериале про похудевшую толстушку. При упоминании сериала глаза Доминик заблестели, и она сказала, что обязательно будет смотреть этот сериал. Потому что она давно и успешно сидит на диете.
– Оно и видно, – сказала по-русски Ника без тени улыбки.
А я не выдержала и фыркнула.
– No Russian! – строго сказала Доминик, покосившись на меня. – And no philosophy so late! Goodnight!
[64]
И она выкатилась из нашей комнаты. А я повалилась на кровать, дрыгая ногами от смеха, но стараясь смеяться беззвучно, чтобы не обидеть новую соседку. Ника опустилась на свою кровать. Разглядывая ногти на руках, она заметила:
– А ты видела, как она косилась на наш пакет из кафе? Диета, а?
Я снова засмеялась.
Мы быстро расправились с пирожными.
Пока Ника чистила зубы, я караулила у двери, чтобы ни трейсер, ни Доминик не ворвались в ванную к моей подруге. Из гостиной послышалась грустная фортепьянная музыка. Я прошла несколько шагов по коридору и увидела мадам. Она сидела в гостиной за столом и курила. Рядом с ней стоял патефон (никогда в жизни не видела настоящих!), на котором медленно крутилась пластинка. Перед мадам стояли две фотографии. Она по очереди смотрела то на одну, то на другую и что-то бормотала.
А потом вдруг подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.
Я отпрянула и столкнулась с Никой.
– Что там? – спросила она, зевнув.
– Ничего!
Я затолкала Нику в комнату и заперла дверь.
– Мадам танцует с медведем? – спросила она, откидывая одеяло и залезая под него.
– Нет, – ответила я, – но на сегодня приключений хватит. Надо и на завтра что-нибудь оставить. Ты должна отдохнуть.
– О’кей, только убери пакет с прохода.
Я бросила взгляд на пакет из «Тати», который нарочито небрежно бросила у своей кровати, надеясь, что Ника не обратит на него внимания, списав на обычную мою неаккуратность.
Однако Ника заметила.
– Пусть лежит, – сказала я, – мало ли, пригодится завтра…
– Завтра пойдем в музей, – удивленно сказала Ника. – Ты можешь одеваться как угодно, но в Лувр надо надеть что-то соответствующее.
– Золотой камзол, что ли?
– Хани, ты смеешься над моим желанием заставить тебя хорошо выглядеть, – огорченно сказала Ника, – но я ведь для тебя стараюсь. Думаешь, мне приятно, что все меня разглядывают с таким восхищением, а потом переводят взгляд на тебя и на лицах – разочарование.
– Думаю, тебе приятно, – серьезно сказала я, и мы обе засмеялись.
– Тебе хоть пень на голове теши, – проворчала Ника, осторожно вынимая контактные линзы и укладывая их в коробку на тумбочку.
– Не пень, а кол! – хихикнула я и щелкнула выключателем своей прикроватной лампы.
– Завтра только попробуй плохо одеться в Лувр, – пригрозила Ника, развернулась и укрылась одеялом.
Я нырнула под свое с головой и улыбнулась в темноту. Повезло! Во-первых, удалось развеселить Нику, ведь, судя по голосу, она ни капельки не сердится. А во-вторых, она забыла про пакет, в котором лежали штаны для паркура, готовые к тому, чтобы их надели на тренировку.
Глава 9, в которой я иду на самую настоящую тренировку по паркуру
Сама я ворочалась всю ночь. Все думала: как мы начнем заниматься паркуром? Лучше бы начать с прыжков по крышам. Наверное, прежде всего важно научиться разбегаться. Он объяснит мне, сколько шагов надо сделать и как подпрыгнуть, а потом…
Нет, так совершенно невозможно было спать! Я нажала на кнопочку новых электронных часов, и на них высветилось время: 4.00. Остался час. Я глянула на Нику. В темноте вырисовывался ее изогнутый бок под одеялом, но она не шевелилась.
Я отбросила тяжеленное одеяло, взяла с тумбочки резинку для волос и потихоньку, стараясь не шуршать, подняла с пола пакет из «Тати», в который вчера заранее сунула черный фонарик, легкий и тонкий, чуть толще авторучки. (Подарок Зета. Привет, Зет, все никак тебя не забуду.) Затем на цыпочках стала красться к выходу.
