Доминик задумчиво нахмурилась. Я отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Даже сейчас, в такой вот непростой момент, меня очень смешила эта пухляшка в плаще и кепке. Где она их только взяла?
Доминик подумала и сказала, что видела высокого дядьку в желтой куртке, который как раз отходил от нашего дома, когда к нему подошла мадам.
Доминик в это время следила за мадам и пряталась за деревьями.
– Наш бандит, – сказала я Нике мрачно, – а все ты со своими крабами! Вернулись бы сразу домой, ничего бы не случилось!
– Еще неизвестно. Кто знает, что бы случилось, если бы он нас в комнате застал, – ответила Ника.
Снизу послышался голос мадам, и Доминик умчалась следить дальше.
– Будем надеяться, что он не догнал Грея, – сказала Ника.
– Раз обыскал нас – не догнал, – сказала я, поднимая с пола одеяла и футболки. – Да и как его догонишь? Ты же видела, как они несутся.
Мы стали молча убираться.
– Твой Грей не выходит у меня из головы, – призналась Ника, выстроив на трельяже ровным строем свои флакончики.
– У меня тоже… Я даже думаю…
– Привет, девчонки! – послышалось из окна.
– Грей! – крикнули мы хором и бросились раскрывать раму.
Потом втащили Грея. Руки у него были холодные, но он довольно улыбался:
– Сегодня побывал на лучших спотах Парижа, – сообщил он.
– Спот – это где практикуют паркур? – спросила я.
Он кивнул и присвистнул:
– Ну и порядок у вас тут, загляденье просто. Всегда думал, что девушки гораздо аккуратнее парней.
Он бросил выразительный взгляд на розовое пятно на моей толстовке, оставшееся на память от схватки с крабом.
– Когда вы успели-то? Я заходил час назад, у вас чисто было.
– Заходил? – повторила я.
– Ну да. Телефон положил на тумбочку.
Мы втроем повернули головы. Телефона на тумбочке не было.
– Конец, – сказала я.
Ника села на кровать.
– У нас есть рисунок, – сказала она.
– Кто поверит в рисунок, – уныло сказала я, садясь рядом, – мало ли что рисуют подростки.
– Так что с телефоном? – спросил Грей: – Его украли?
– Да… У нас тут такая, знаешь, заварушка образовалась, – начала я, но Грей как-то странно дернул головой и направился к выходу.
– Извини, я не понял насчет телефона. Ты не сказала, что его надо было отдать в руки.
– Дело не в телефоне, а скорее в завару…
– Мне пора, – перебил он, – извините, опаздываю на поезд. Уезжаю на два дня в Лисс. На тренировку.
– А где это – Лисс? – опешила я.
– На севере Франции. Там есть парк для скалолазания. Можно там паркуром заниматься, – он проговорил это скороговоркой и быстро выскочил из комнаты.
– Что я такого сказала? – спросила я у Ники.
Она пожала плечами. Подняла последние вещи, налила себе соку и со стаканом подошла к окну. Там как раз со свистом проносился мимо очередной поезд.
– А вот и он, – сказала Ника, отпивая сок.
– Грей?
– Нет. Твой друг в желтой куртке.
Она отступила в центр комнаты.
– Видел тебя?
– Нет.
– Мне что-то страшно, – призналась я. – А если он решит нас как свидетелей – того…
– Надо попросить Грея об одолжении.
– По-моему, он не хочет делать нам одолжений.
– Он вздрогнул при слове «заварушка», – напомнила Ника, – так что постарайся, не употребляя этого слова, упросить его позволить нам ночевать в его комнате.
– А мне опять нужен твой телефон, – вздохнула я, – сказать папе, что свой я безвозвратно потеряла.
Глава 16, в которой появляется ружье
Ночью нас разбудил крик. Гневный, возмущенный.
Мы вылетели на лестницу и застыли. В гостиной ярким победным светом горела огромная хрустальная люстра. Посреди гостиной стояла мадам. Ее черное пальто было расстегнуто, под ним виднелся зеленый, переливающийся, как змеиная кожа, костюм – юбка и пиджак. На голове – черная шляпка, на ногах – колготы в сеточку, но главное, в руках она сжимала ружье! Самое настоящее!
И что-то кричала по-французски в дверь, повернувшись к нам спиной. За спинкой дивана я заметила скорчившуюся Доминик. Она прижимала ко рту палец.
Наконец мадам замолчала и повернулась к нам.
– Are you ok?
[91]
– коротко спросила она.
Мы кивнули.
– Robbery
[92]
, – пояснила она нам.
Она положила ружье на стол, сняла шляпку, бросила ее на диван, за которым пряталась Доминик. Подошла к клетке с попугаем. Открыла дверцы и, сунув в клетку руку, провела пальцем по крылу попугая. Потом вытащила руку, захлопнула дверцу. Села за свой стол. Закурила. Снова глянула на нас и бросила:
– Go to sleep!
[93]
Мы вернулись в комнату Грея и сели на кровать. Ни о каком сне, конечно, речь не шла. Свет тоже было страшновато зажигать. Ника включила в телефоне режим постоянной подсветки. Сам телефон она поставила заряжаться – подсветка съедает кучу энергии.
Так мы и сидели, освещаемые зеленоватым светом с экрана.
Вскоре поскреблась Доминик. Она вкатилась в комнату, пугливо оглядываясь, плюхнулась рядом со мной и рассказала с дрожью в голосе, что сегодня слежка за мадам чуть не довела ее до нервного приступа.
Мадам ходила на кладбище. Она постояла у одной могилы, потом положила на нее какую-то бумажку, и перешла к другой, неподалеку.
Тоже положила бумажку. А потом вышла на центральную аллею и пошла к выходу. В это время Доминик переписала имена. Я посветила телефоном на бумажку и прочла: «Ксавье Арно» и «Луи Пуарэ». Я предположила, что это те двое, с фотографий в гостиной, и Доминик кивнула, добавив, что завтра собирается в библиотеку возле сада Люксембург, чтобы уточнить, кто они такие.
– What’s about robbery?
[94]
– нетерпеливо спросила Ника, но американка знала очень мало. Когда они с мадам вернулись к домику после кладбища, то из замка на калитке торчала проволока, дверь в домик распахнута, хотя мадам ее запирала. Мы с Никой переглянулись. Желтая Куртка или охранник проникли в дом! Какое счастье, что мы ночевали у Грея!
