— Эмили, ты уверена, что тебе не надо присесть? — обратилась к подруге Мария. — По–моему, сегодня ты достаточно поработала.
— Не надо, не трогай ее, — сказал Бен. — Для Эмили это лучшее из занятий.
— Знаю, это могло бы подождать до завтра, — улыбнулась Эмили. — Но просто мне хочется, чтобы в нашу первую ночь здесь можно было чувствовать себя больше по–домашнему. — Она помолчала. — Вы оба не хотели бы остаться на вечернюю пиццу? Мы сделаем заказ и тем выразим вам свою признательность.
— Нет–нет, спасибо, — быстро проговорила Мария, хотя Дэйв, судя по его виду, был не прочь отведать пиццы. — Мне скоро уже надо дома быть, да и вообще вам надо провести ваш первый вечер здесь вдвоем.
Как ни старалась Эмили уговорить подругу, Мария отказывалась, кончилось тем, что Эмили настояла на том, что отвезет ее домой, потому как это самое малое, чем она могла бы отблагодарить за всю оказанную Марией помощь, а ко времени ее возвращения ушел и Дэйв, которому Эмили так и не успела сказать спасибо, за что надулась на Бена.
Бен спросил, не будет ли Эмили возражать против карри вместо пиццы, и та, притворно вздохнув, ответила, что, видимо, не будет — ради разнообразия. Ирония иронией, а они уминали еду на кушетке перед только что подключенным телевизором, который слегка трещал, поскольку тарелку–антенну еще не подсоединили, но это не имело никакого значения, потому как Эмили не обращала внимания на то, что показывали на экране. Мысли ее целиком были заняты тем, как шторы или жалюзи будут лучше выглядеть на окнах, в какой цвет красить стены и какие растения ей следует посадить в ящиках под окнами, пока Бен в конце концов не шикнул на нее и не сказал, что с большим удовольствием послушает героев «Фактора Икс», а ее причитаний по поводу домашнего убранства он наслушался вдоволь, так что дело кончилось тем, что она, стащив его с кушетки, заявила, что устала и что совсем не лишним было бы заодно посмотреть, на что похожа их спальня.
40
Ангел слегка встряхивает меня, и я слышу смех, а когда сонливо распрямляюсь, то понимаю, что на этот раз народ смеется надо мной, что этот придурок ведущий теперь объектом оскорблений избрал меня. Усаживаюсь за столом прямо и стараюсь сохранить самообладание. Меньше всего меня трогает, что этот тип говорит или отчего люди смеются, какое значение это имеет сегодня, как ни в какой другой день? Вскидываю голову, как пони, и от меня отлетает маленький кусочек пирога, а ухо становится какое–то липкое, только я все равно достаточно пьяна, чтобы попросту попивать себе из бокала с беззаботным видом, разговор меж тем переходит к следующей занудной награде.
— Детка, ты как, в порядке? — шепчет Ангел. — По–моему, эта последняя, потом мы можем пойти и привести тебя в порядок.
— Мне хорошо, — говорю, и хотя я все еще пьяна, но уже получше вникаю, похоже, ничто так не помогает одолеть вечер награждений, как коротенький сон. Смотрю на часы: боже мой, еще только 10.30. Блаженно улыбаюсь всем за столом, а они все смотрят на меня, но не снисходительно или презрительно, а просто участливо, и, по–моему, все они отличные ребята, если смотреть поглубже.
Ведущий произносит свой заключительный шутовской монолог, мы аплодируем ему вежливо, и он проваливает в свое привычное стойло делать карьеру на телевидении и на ночных тусовках. Я не держу на него зла за оскорбления в мой адрес, просто мне его немножечко жаль — как Эмили пожалела бы. Ангел берет меня за руку, и мы добираемся до туалетов, рядом с ней я по–прежнему чувствую себя зеленой и неуклюжей, эдакой бросающейся в глаза верзилой, долговязым лимоном, судя по физиономии. Народ глазеет на меня. Половина моего лица будто вымазана клеем. Ангел помогает мне очистить с себя пирог, а потом начинает подпихивать к кабинке, уверяя, что это, может, поможет, и, хотя мне хочется отчаянно и уж наверняка я заслужила понюшку после всех этих чертовых награждений, я думаю о своем сыне и все равно упираюсь. Мое воздержание придает мне неведомую силу, будто я наконец–то в выигрыше. Брызгаю в лицо холодной водой и теперь просыпаюсь окончательно, даже кайф ловлю, а когда мы вновь пересекаем банкетный зал, я уже не неуклюжая и не на стручок похожая, а сочно–зеленая и гибкая, словно длинная прядь водорослей, что грациозно колышется под водой: корень держит, и все же — свободная. Платье на мне волнует и чарует, красивые туфли на гвоздиках только сил придают, а не мешают; уверена, что на этот раз я обращаю на себя внимание вполне обоснованно. Возвратившись, сажусь за стол рядом с Саймоном и излучаю улыбку на миллион долларов, а он наливает мне в бокал шампанское, которое заказал, чтобы отпраздновать победу нашего «Откровения».
— Отличная работа, дорогая моя Кэт. Вам уже лучше?
— Чувствую себя потрясно, — отвечаю и делаю глоток, и это действительно так, не знаю, чем врач меня напичкал, но вместе с шампанским оно оказалось динамитом.
— Меня пригласили на дружескую вечеринку в «Граучо» попозже… вы как, расположены? Могу взять с собой только вас и Ангел, так что, прошу, не говорите ничего остальным.
— Звучит волшебно, — легкомысленно бросаю я, залпом опрокидываю бокал, беру его за руку и тащу на танцпол, где уже зазвучала «А я вот выживу!». Удивительно, но Саймон не противится, танцпол уже забит народом, я вскидываю руки над головой и пою в такт слово в слово, чувствую себя освобожденной, сильной, неодолимой.
41
Собравшись наконец с духом и уйдя от мужа, после того что тот вытворил на свадьбе Эмили, Фрэнсис сама себе дивилась, отчего она не сделала этого на много лет раньше. Любить Эндрю она не переставала, несмотря на все его измены и издевательства над нею, однако с опозданием поняла, что натуре мужа присущ один порок, который не даст ему пропустить смазливую мордашку или пышные груди… или, в сущности, ни одну, которая вознесет его «я» и поможет забыть, что он женатый человек, что у него две дочери, забыть про не бог весть какую карьеру, про пробивающуюся на голове плешь.
Фрэнсис прекрасно понимала, что не могла оставаться у Эмили с Беном надолго, все–таки они новобрачные (плюс Кэролайн то и дело наезжала в гости и вела себя чересчур уж по–дружески с Беном, чтобы это хоть кому–то понравилось). Однако на следующий день после свадьбы, похоже, пришло мгновенное решение затянувшейся головоломки: дом был пуст, ключ лежал у нее в сумочке, и это означало окончательный разрыв с Эндрю — к тому ж она знала, что Эмили с Беном возражать не станут, учитывая сложившиеся обстоятельства.
Эмили, как всегда, была предупредительна, помогла матери подыскать съемную квартиру и даже платила за нее, пока улаживались все дела с продажей дома. А теперь у Фрэнсис собственный маленький коттедж в старом городе, и он ей нравится куда больше, чем старые усадебные хоромы с их унылыми квадратными комнатами и смертельно опасными стеклянными дверями. Она записалась на литературные курсы и в группу йоги, выяснила, что люди в них дружелюбны и некоторые, как и она, живут сами по себе. Особенно подружилась она с одной женщиной по имени Линда с литературных курсов. Эта Линда, ставшая вдовой, устроила себе фантастическую новую жизнь и собиралась на благотворительное восхождение на гору Кения. Когда она предложила Фрэнсис отправиться с нею вместе, та подумала: «А почему бы и нет?» — и вот теперь она в Хитроу спустя почти год после того, как бросила мужа. Хотя ее до боли беспокоила судьба Кэролайн, но улетала она всего на десять дней и убеждала себя, что с Кэролайн все будет хорошо.
