Я взглянула на Томаса, который будто пчелу проглотил. Целуя его в щеку, я прошептала:
– Не обращай на него внимания.
Нед кашлянул – папино кряхтенье, но с громкостью Грея, и Томас выпрямился и пошел напролом через сад.
– Извини, – пробормотал он, обернувшись. А ведь слова «извини» в нашем лексиконе не водилось.
В комнате Умляут, пища, ходил кругами по моей подушке. Я переоделась в пижаму и взглянула на имей, прикнопленный к пробковой доске.
Имейл изменился.
Он превратился в математический код. Смысла в нем по-прежнему не было, но он стал больше походить на нормальный язык, чем прежняя тарабарщина. Во вселенной Шрёдингера – «сумасшедшего бабника» с не живым и не мертвым котом – существует бесконечное множество вероятностей. Но мне кажется, их уже раз-два и обчелся. Наверное, я приближаюсь к тому, чтобы заглянуть в коробку.
Изменение в созвездии на пробковой доске было таким крошечным, что я с трудом его уловила. Я уже отворачивалась от письменного стола, когда маленькая оранжевая точка, точка Умляута, сдвинулась.
И когда я снова посмотрела на кровать, настоящий Умляут, который игриво драл когтями мою подушку, с легким хлопком исчез.
Пятница, 8 августа
[Минус триста сорок один]
– Ты веришь в рай?
Дневной воздух напоен пыльцой, в саду все клюют носом.
Буквально все. Реальности объединились: мое приглашение Соф породило присутствие Мег, которое породило присутствие Джейсона, которое породило у Соф паническое безмолвное «прости, нет, подожди, я не могу об этом рассказывать, помогите, а-а-а-а!» за его спиной. Эта троица, не обращая внимания на обещанные безглютеновые пирожные-корзиночки, играет на траве в карты, причем, по-моему, без всяких правил.
Нед, весь в стразах, прогулявший свою смену в книжном, чтобы не упустить возможность пофотографировать, пьет из бутылки, в которой, подозреваю, не Н2О.
По взаимному молчаливому согласию мы с Томасом уединились под яблоней. Последний дневник Грея лежит рядом со мной на траве. Сквозь листья видно ярко-голубое небо, и мне становится любопытно, не поэтому ли Томас спросил о рае. Не думает ли он, что Грей в раю и видит всех нас сверху?
Но Грей не верил в рай, он верил в реинкарнацию.
– Готти, – сказал бы он мне сейчас, – я уже вернулся, в виде жука. Это я взбираюсь по стебельку травы у твоей ноги. Хочешь знать, где Умляут? Ответ – повсюду вокруг тебя, пигалица. Ты уже близка к пониманию этого.
Я смотрела на жука, который добрался до верхушки таволги, согнувшейся под его крошечным весом. Для него наш сад – целая Вселенная. Мне захотелось рассказать ему, что я открыла: существует гораздо больше, чем это. На мгновенье я позволила себе поверить в то, что это, правда, Грей, который думает теперь жучиным мозгом: «Надеюсь, здесь есть муравьи на обед». Но вряд ли он видит нас с травинки. Или с неба, из рая. Вряд ли так бывает.
– Нет. Рай – это слишком просто.
Рай освобождает меня от обязательств. В раю тепло, весело и есть большая космическая арфа. Рай не ждет открытия тоннелей во времени и не считает в бессилии дни до вечеринки Неда.
– Го… – Томас чихнул, не закончив фразы. – Ох, пыльца… Я не сказал «в рай», я сказал «в рок». В судьбу. В тебя, меня и это лето. – Он серьезно глядел на меня через очки. – В нас?
– Типа это судьба, что ты вернулся? – Не пойму, нравится мне такая идея или нет. Я хочу думать, что у меня есть некоторый выбор.
– Я имею в виду, нет никакой разницы, упал бы я тогда с горы книг, въехав тебе лбом в подбородок, или нет, – сказал Томас. – Ты не мой первый поцелуй, но единственный, который имеет значение.
Вау. Я бросила взгляд в сторону нашего самозваного дуэния: Нед сидел к нам спиной, так что я отважилась проворно метнуться и поцеловать Томаса с размаху в губы. Хотела коротко, но получилось как Большой взрыв – поцелуй все расширялся и расширялся.
– Дети, – прервал нас Нед, подходя. Мы отодвинулись друг от друга. Я поглядела на троицу на траве: Соф смотрела на нас, приподняв бровь. У меня хватило ума написать ей о нас с Томасом, прежде чем она пришла в гости.
– Скажите «сы-ыр»! – Нед наклонил фотоаппарат. Капля из его бутылки упала мне на ногу, а за ней слетел и полароидный снимок. Через несколько секунд картинка проявилась: мы с Томасом рядышком, наши пальцы сплетены в траве, его голова повернута ко мне, он улыбается. Мне захотелось просунуть руку в фотографию и повернуть свою голову лицом к Томасу.
От нечего делать Нед продолжал играть в папарацци. Соф заставила его три или четыре раза щелкать ее на ее же телефон с маком в волосах, пока не осталась довольна снимком.
– Новое фото для профайла, – сказала она Мег. – Есть одна девушка, которую я хочу пригласить на вечеринку…
Время тянулось лениво, сонно. Так могло быть в любое прежнее лето – в нашем доме всегда толклись гости. Только не было Грея на роль дирижера, и никогда уже не будет. Через неделю вечеринка Неда, последнее ура лету. Я открыла чистую страницу дневника и записала: «Почему тебя здесь нет?»
– Нам надо что-то делать, – пробормотал кто-то.
– Безусловно, – поддержал другой.
– Думаешь, надо закатить вечеринку для всей деревни? – спросил Нед. – Или завещать ее потомкам?
– Как в «Звездном пути»? – прошептал Томас.
Я лежала на животе, поставив подбородок на руки. Я хочу остаться вот так навсегда, разморенная от жары, когда все утрачивает важность. Ни тебе временных тоннелей, ни могилы с моим днем рождения на ней, ни плетеных гробов и пепла в коробочке. Ни исчезающих котов. Я хочу, чтобы самой большой моей заботой стало усилие, которое потребуется, чтобы встать, пройти на кухню и поискать в морозильнике фруктовый лед. Я хочу, чтобы все было как в прошлом году – бесконечное лето, когда я влюбилась, напридумывала себе будущее, лгала Соф и не обращала на это внимания.
До того, как рухнул мой мир.
Напротив меня Мег плела Джейсону венок из маргариток. Один конец уже свисал с воротника его кожаной куртки. Я смотрела на них, как на незнакомцев на экране в кино.
Я могу смахнуть обиду, как дождевые капли.
– Го! – Шепот Томаса сонно пробрался сквозь цветы. – Почему ты с них глаз не сводишь?
– А?
Джейсон смеется. Мег закинула ему ногу на колени. Он играет в нашу с Соф игру: пишет на ее подошве фломастером, а Мег притворяется, что ей неприятно, и хихикает. Пальцы моих босых ног сжались в траве. У меня до сих пор есть пара обуви с именем Джейсона на подошве.
Меня подтолкнули в бок. Я оторвала глаза от Джейсона, смеявшегося в маргаритках. Томас перевернулся на бок и лег плечом к плечу со мной. Так когда-то лежали и мы с Джейсоном, рядом на одеяле. Давным-давно. Или только вчера? Вот в чем проблема с визитами в прошлое: трудно становится жить в настоящем и невозможно – в будущем.
