Неужели он такое произнес? Я жадно глядела на Неда и Соф: просто близнецы, больше брат и сестра, чем мы с Недом. Между прочим, «Парк юрского периода» придумала я, прошлым летом.
– А теперь мы исполним «Экстаз велоцираптора», – прорычала Соф в микрофон. От ее робости не осталось и следа.
Я повернулась и нетвердыми шагами пошла прочь, проталкиваясь через веселящуюся толпу. У меня страшно болела голова. Мне нужна тишина, мне…
– Боже-мой-боже-мой-боже-мой, – хрипло закричала Соф, вбегая в кухню. Я подняла глаза от стакана, с которым сидела в углу. Во рту отвратительный вкус, но я не помню, когда меня вырвало.
Я вообще не помню, как сюда попала.
– Ты меня видела? – Соф схватила меня за руки и запрыгала. Это раздражало. Наконец она бросилась к раковине: – Как я пить хочу, боже мой! Хоть прямо из крана!
Я поплелась за ней. Краем сознания я понимала, что Нед с Томасом тоже в кухне: на столе стоял наполовину уничтоженный торт.
– Почему ты мне не сказала?
Из стереоустановки Неда ревела «Айрон мейден», которую приходилось перекрикивать. От этого голос звучал злее, чем я была на самом деле. Мне просто хотелось понять, отчего это нужно было держать в секрете.
– Ну прости! – проорала в ответ Соф, доставая из буфета настоящий бокал, а не пластиковый стаканчик, из которых пили все. – А вдруг бы я струсила или опозорилась? Я же всегда тебе говорила – хочу знать, каково быть участницей рок-группы!
– Все твои группы существуют только в твоем воображении!
Соф с силой дернула кран, который заклинило.
– Я знаю, но… – Соф отодвинула всякий хлам, чтобы поставить стакан, и обеими руками взялась за кран. – Ты захотела бы послушать, как мы играем, побывать на репетиции, а у меня получалось, только когда мы с Недом вдвоем, и – вот блин, что ж такое, – ну а вдруг бы мы облажались?
Нед уселся на стол рядом с нами, хотя там и было отвратительно грязно – смятые стаканчики, липкие лужи, мокрые окурки и непонятная липкая дрянь. Видимо, спандексу все по барабану.
– Ты просто супер, – сказал он, глядя на Соф. В кухне крутилось десять тысяч человек, но эти двое были как бы отдельно, в пузырьке товарищества по рок-группе. Друзья. Конспираторы. Ничего себе обмен: я получаю темную материю, а ты забираешь мою подругу.
Ну, ты опять как собака на сене, прозвучал в ушах голос Грея.
Да, но Нед мой брат, возразила я. А ты умер, и я страшно зла на тебя за это.
– Так, кому чего? – спросил Томас, подходя и с грохотом ставя на стол множество бутылок, не глядя на меня. Он не хотел со мной целоваться. Как глупо! Неловко-то как! Я истерически рассмеялась. Ну все меня игнорируют!
– Вода есть? Или хоть шампанское? – прохрипела Соф. – Ваш кран меня у-би-ва-ет! – Она снова стиснула кран и попыталась повернуть – даже костяшки побелели. Раковина была полна темной материи, и меня поразило, как ужасно несправедливо, что ее вижу только я.
– Отойди, Соф, он застревает. – Соф отодвинулась, и Нед всем весом навалился на кран. – Scheisse. Томас, можешь дать мне разводной ключ или нож?
– Погоди, – сказала я, удерживая Томаса и не давая подойти. Он заметался, оказавшись между мной и Недом. – Это при мне ты не могла репетировать? Это мне ты сказать не могла? Да я единственная, кто вообще слышал, как ты поешь!
– Ах, извините, не доложили, – теряя терпение, промолвил Нед, пытаясь справиться с краном. Даже под оглушительную музыку я расслышала в его голосе сарказм. Нед пьян. – Соф просила тебе не сообщать. Что происходит на репетиции, на репетиции и остается, я тебе сто раз говорил. Ты бы запомнила, если бы занималась не только собой.
Он схватил ложку с сушки и начал колотить по крану. Я отпустила Томаса. Это я-то эгоистка? Да Нед все лето готовил вечеринку, бренчал на гитаре и делал хорошую мину при плохой игре, якобы Грей не умирал. Но, может, я чего-то не понимала? Возможно, у Неда свои тоннели во времени?
– Да как ты можешь так говорить! – произнесла я Неду в спину. – Повернись ко мне лицом! Вы обязаны были мне сказать! Она моя подруга!
Однако обернулся ко мне не Нед. Соф зашипела так низко и яростно, что я едва разобрала слова:
– Подруга?! Да ты меня еле терпишь! Я каждый раз читаю это на твоем лице, когда прихожу сюда, и от этого уже противно! На мои эсэмэски отвечаешь через раз, Томас, Томас, один Томас у тебя! Прямо мир вокруг тебя вращается! Даже когда я переживала из-за Грея, ты не позволяла мне быть твоей подругой! А Нед позволил, и у тебя разрешения никто спрашивать не собирается!
– А я не разрешаю! – закричала я в ответ, чувствуя, что вот-вот выскочу из этой реальности. Томас просил Соф успокоиться и придерживал меня за локоть, но тут на меня заорал Нед:
– Заткнись, Готти, ты уже всех достала! Сидишь в своей комнате часами, вечно бродишь как лунатик, не слушаешь ни чертá! Я тебе велик починил, я пытался тебя вовлечь… Господи, ты все выгребла из его машины, все вещи, и вдруг якобы не можешь вынести вида его ботинок! Исчезаешь на несколько часов, когда ты нам нужна! Ты такая эгоистка, сжираешь все хлопья и ходишь с убитым видом, будто только у тебя горе, Иисусе, а тут еще кран этот проклятый…
Панк-музыка ревела, все орали, я ожидала открытия временнóй воронки, в которую меня затянет вот прямо сейчас, и никто не смотрел на кран – старый, ржавый, скрипучий кухонный кран, который я весь год подтягивала гаечным ключом, поскольку смеситель подтекал, папа ничего чинить не умеет, а я не знала, что еще делать. И тут кран оторвался от раковины.
Он взмыл вверх и ударился о потолок.
За ним к потолку извергся гейзер, грозивший утопить всех нас.
– Че-ооорт! – завопил Нед, и началось.
Несколько секунд гейзер фонтанировал строго вертикально, будто на него не действовала сила тяжести, затем вода обрушилась на наши головы, вымочив до нитки. Гости выскочили в сад. Нед попытался перекрыть поток ладонью, из-за чего струя захлестала во все стороны, сметя на пол стаканы, кружки, бутылки – и Томасов торт.
Мы вчетвером, мокрые, смотрели на все это, не двигаясь с места.
Промокшая Соф встретилась со мной глазами и, не поверите, засмеялась!
Мгновение спустя я тоже прыснула, и мы залились смехом. Я схватилась за Соф, и мы медленно побрели, хохоча и с визгом оскальзываясь на мокром полу. Струи воды били во всех направлениях. Нед старался справиться с потопом, ржал и ругался – так смешно мне не было ни разу в жизни.
Всякий раз, взглянув на Соф, я приседала от хохота – ноги подгибались, как макаронины. А Соф при взгляде на меня издавала фырканье удивленного осла. Скоро мы уже не могли удержать друг дружку на ногах и попадали на пол, повалив и Томаса. Пытаясь встать, мы зашлись в истерическом хохоте – ни дать ни взять рыбы на песке. Я уже не видела, куда делась временнáя воронка, и мне было все равно.
