Новая форма, классом куда выше прежнего французского ширпотреба, рюкзак с множеством разного размера карманов, легкий бронежилет, разгрузка, наколенники и налокотники, интересные берцы, тактические очки, про удобный шлем тоже не забыли. Не обделили ни магазинами, ни патронами, нож и клюв из добротной стали тоже выдали.
Карат начал чувствовать себя богачом.
Одно смутило — все добро пришлось тащить в не слишком чистом мешке. На улицах Полиса категорически не рекомендовалось демонстрировать оружие. Даже соответствующие дорожные знаки имелись на въездах и каждом перекрестке.
Очередная здешняя дурость противоречащая духу Улья.
* * *
Выйдя из здания, более походившего на сказочный теремок для проживания зверюшек чем на воинский склад с арсеналом, Карат обнаружил, что центральные улицы вновь перекрыты по поводу очередного детского праздника. Точнее, это гонки на картах, но выглядело именно как праздник: все тот же духовой оркестр; разноцветные гирлянды развешанные по трассе; нарядные зрители на обочинах; и даже вчерашний пони присутствовал, причем по такому случаю его обвешали воздушными шарами и прицепили нелепый бантик.
Над головой что-то прожужжало, звук с трудом пробивался через шум моторов картов. Задрав голову, Карат увидел дрон, но даже не подумал испугаться. Вряд ли внешники додумаются прицепить к своему орудию убийства развевающийся оранжевый вымпел украшенный мордашками мультипликационных героев.
Блин, хоть бери, да ребенком становись. Очень уж вольготно им живется в Полисе, что ни день, то праздник.
А вот и вчерашний мальчишка который открывал парад верхом на том же пони. Карт ему не доверили, маловат для гонок, но стоит на миниатюрной трибуне в ладно сшитом генеральском кителе и при фуражке, радостно приветствует проносящихся перед ним спортсменов. По бокам и позади трибуны трутся неприметные мужчины в штатском, праздной публике подхода нет.
Ребенок, похоже, не из простой семейки. С малолетства воспитывают под свои запросы, пытаются сделать из него лидера. На взгляд Карата, не очень-то он для таких ролей годится. Слишком искренне улыбается почти без перерывов, в глазах море счастья, хотя бы для вида нахмурился, ведь не генерал, а какой-то легкомысленный массовик-затейник.
И опять придется делать обход. До спортзала рукой дотянуться можно, но улица перекрыта, все лучшее моторизованным детям, а таким как Карат положено стаптывать больные ноги.
* * *
Учебный меч оказался с подвохом. С виду просто крепкая палка без излишеств, но кто-то не поленился рассверлить ее с двух сторон и залить в получившееся отверстия расплавленный свинец. Металл не из легких, и руки это ощутили быстро. А уж как тяжело им приходится при ударах — словами не передать. Так и норовили выпустить хитрую дубину.
Внешность у Самурая не славянская, да и по прозвищу можно догадаться, что без Азии не обошлось. Вряд ли настоящий японец, слишком чисто разговаривает и такие обороты проскакивают, что ни одному иностранцу такое не дано. Возможно, кореец, возможно, кто-то еще, мало ли разных наций проживает на территории России. Тем более, что Россия в Улье далеко не одна, доходит до того, что даже оружие и патроны в некоторых кластерах не совпадают, а здесь это считается чуть ли не высшей степенью различия.
Мультиверсум не подразумевает полную идентичность.
Самурай, похаживая вокруг обкрученного кожей бревна, по которому колотил Карат, спросил:
— Ты ничего не путаешь? Я попросил тебя поработать мечом, а не топором.
— Вообще-то это просто палка.
— Это меч. Учебный меч. А ты им работаешь так, будто пытаешься расколоть полено колуном. Мне сказали, что ты мастер меча и просили вернуть тебе форму после ранения. Но я не понимаю, что можно возвратить в твоем случае. Не вижу даже намека на то, что эта форма когда-то была.
— Видишь ли, тот, кто тебя информировал, слегка преувеличил.
— Слегка?
— Ну не совсем слегка. Дело в том, что меч ко мне попал случайно, а так как надежного топора в тот момент не было, прижился. Никто никогда не учил меня с ним обращаться.
— Ты кого-нибудь убивал мечом?
— Два человека и одного топтуна.
— Должно быть они долго при этом страдали.
— Очень на это надеюсь.
— Карат, я тут обычно веду детские секции и помогаю здешним толстопузам, им нравится рассказывать направо и налево, что их учит великий сенсей. Парней, которым реально приходится проливать кровь, обычно учат другие и не здесь. Да и там дают лишь минимум, их стараются набирать уже подготовленными.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Затем, что я не смогу за два-три дня сделать из тебя великого мечника.
— Да и не надо. Мне бы главное с ногами что-то сделать. Беспокоят.
— Задери штанины. Да уж… Тебе их крокодил пожевал?
— Из гранатомета выстрелили.
— Лучше бы ты их дал крокодилу.
— Где ты раньше был с таким советом.
— Тебе нужна реабилитация, а это недели две-три, вряд ли можно уложиться быстрее.
— Никто мне не позволит столько отлеживаться.
— Зачем отлеживаться? Неподвижность — главный твой враг. С ногами надо работать. Забудь о массаже и горячих ваннах, не давай им покоя, они все время должны находиться под нагрузкой. Плюс полноценное питание, и до спорового голодания себя не доводи. Плюс несколько упражнений на разработку суставов и связок, этому я тебя быстро научу, вернешь и гибкость и подвижность.
— Вот и научи.
— Но Рэм достаточно четко сказал, что тебя надо подтянуть по бою на мечах. Рэм иногда выглядит странным, но он может видеть то, что другие не замечают. Что-то разглядел именно в тебе, и это что-то связано с мечом. Так что покажу, что успею. А дальше уже сам отрабатывай, развивайся. Возникнут вопросы, подходи. Если увижу, что делаешь успехи, буду рад за тебя. К тому же мне не помешает спарринг-партнер, вокруг одни дети и толстяки. Давай, для начала, займемся коленями, они у тебя вроде выглядят ничего, но им тоже досталось.
Глава 11
Телефон звонил так противно, будто специально напрашивался на то, чтобы его со всего маху швырнули о стену. Он не выглядит прочным, разлетится на мелкие осколки. Нельзя резко будить смертельно уставшего человека в такую рань.
Карат поднялся, опустил ноги на холодный паркет, попытался встать, но рухнул назад на смятую постель не сдержав страдальческий возглас. Ноги прострелило такой болью, что из глаз хлынули слезы. Складывалось впечатление, что пока он спал, неведомые садисты переломали в сотне мест каждую косточку голеней, да и про ступни не забыли.
Адские муки.
А ведь Самурай неоднократно предупреждал, чтобы Карат не переусердствовал. Как он говорил? Что-то о том, что каждая дорога начинается с первого шага и не надо ломиться с места ошпаренным конем?
