Ну не совсем вообще-то переброшен. Как это нередко случается в Улье, не обошлось без некоторых несовпадений.
Так уж получилось, что на левом берегу реки располагался другой кластер. Там тоже имелась дорога, но не железная — автомобильная. И мост под нее сделали соответствующим. Сейчас от него осталась половинка или около того. Остальное раз за разом ровно отрезало перезагрузками.
По правому все такое же, будто в зеркале, за одним исключением — дорога железная, и мост, естественно, не автомобильный. К тому же идеально ровно обрезанный край последнего пролета появился здесь без опоры, а его немалый вес нельзя было удержать лишь с одной стороны.
Мост начал крениться свешиваясь все ниже и ниже. И, почти коснувшись воды, рухнул шумно, подняв ту самую нешуточную волну. На этом процесс не завершился. До ушей Карата донесся звук разрушающихся конструкций, завалившийся пролет быстро погружался, нагрузка на единственную точку опоры увеличивалась, и вот уже второй край оторвался, потянул за собой извивающиеся рельсы, засыпал реку вокруг отломившимися шпалами и прочими обломками.
А еще донесся другой звук. Карат даже окаменел, не веря своим ушам. Давно он его не слышал, со времен старой жизни. В новой такому нет места.
Звук приближающегося железнодорожного состава.
Из-за стены леса вынесся поезд, не снижая скорости понесся вперед, прямиком на разрушающийся мост. Машинист не мог не видеть куда его несет, но даже не думал тормозить. Или отвернулся, или ему нехорошо. Такое частенько случается при перезагрузке с теми, кто сидят за рулем автомобиля, этим объясняется изобилие аварий в первые моменты. Человек на некоторое время будто в ступор впадает или испытывает другие проблемы. К тому же на кластерах, где зараженные перерождаются особенно быстро, такие и дальше в себя не приходят, поведение их становится все более и более неадекватным, а затем наступает момент потери разума — человек превращается в кровожадную тварь.
Нет, машинист все же осознал, что дальше ехать смысла нет, затормозил так, что даже солнечный свет не скрыл вырывающиеся из под колес снопы искр. Но слишком поздно среагировал, и слишком велика скорость. Локомотив нырнул в пропасть обрушившегося пролета потянув за собой ленту пассажирского состава. Могучий удар об воду, расходящиеся волны, непрекращающийся грохот. Состав выгибается не успевая отправлять один вагон за другим в мясорубку, где они мгновенно превращаются в груды смятых коробок изувеченных до полной неузнаваемости.
Причем это еще не все, их разрушение продолжается.
А вот теперь точно все — последний вагон сошел с рельс и несся к месту гибели юзом, затем брюхом бухнулся на кучу погибших собратьев, закружился будто стрелка кошмарного компаса, не устоял, свесился на бок и рухнул в воду почти не погрузившись.
А с чего ему погружаться, если река уже завалена обломками крушения.
И сразу в нескольких местах вспыхнуло пламя: неяркое, быстро расползающееся, дымное. В груде исковерканных вагонов все еще трещало, лопалось и звенело. Там что-то деформировалось, ломалось, но через эту какофонию начал пробиваться жуткий звук: единый крик десятков или сотен искалеченных, испуганных, заживо сгораемых людей.
И через все этого донеслось одинокое, тонкое, детское, пронзительно-мучительное:
— Мама! Мамочка!
Крик из тех, которые подстегивают кнутом. Карат не раздумывая бросил на дно лодки банку так и не открытой тушенки, схватился за весла.
Он тут, он рядом, до места катастрофы метров двести, не больше. Он быстро доберется, он успеет помочь хоть кому-нибудь. Всех там не спасти, это очевидно, но хотя бы одного, двух, трех. Сколько выдержит лодка.
И этого голосистого малыша вытащить надо обязательно. Вряд ли он сильно пострадал, не может искалеченный ребенок перекрикивать рев обезумевшей толпы.
Чем ближе Карат приближался, тем больше различал жутких моментов. Крик, поначалу монолитный, быстро разбился на разнообразные звуки. Где-то тонко пищит младенец; его перебивает примитивный мат — кто-то без малейших изысков сквернословит нечеловеческим голосом; отчаянно визжат женщины; все тот же детский голосок продолжает надрывно звать маму.
Да быстрее ты! Быстрее! Пока доберется, там все сгорит синим пламенем.
Этому корыту дико не хватает мотора.
И тут в многоголосый крик, сопровождающий продолжающийся грохот сминаемого завала вагонов, вплелся новый звук. Хорошо знакомый и тоже жуткий, только по-своему — утробное урчание развитого зараженного.
Карат поднял голову оборачиваясь влево. Там, на ровном огрызке автомобильного моста, во весь рост выпрямилась исполинская тварь. Метров пять ростом, никак не меньше. Распрямилась, представ во всей красе, стоит будто на балконе, вытаращилась вниз и радостно урчит в предвкушении сытного обеда. В груде останков поезда есть чем поживиться, опытный монстр прекрасно это понимает.
Огромный элитник, связываться с таким в одиночку никто не станет, но Карату придется. Или тварь сейчас прыгнет вниз, и тогда куча разгромленных вагонов станет его собственностью.
Из такой винтовки с плеча не стреляют, Карату пришлось плашмя ложиться на дно лодки поджав при этом ноги — неудобно устроенная скамья мешала. Под нее их не просунуть, узко, потом быстро не освободишь, а при схватке с тварями нельзя ограничивать свою свободу движения. Попытался было примостить сошки на борт, но ничего не получилось. Тогда поступил по другому — поставил рюкзак на носу вертикально, уложил на него ствол, пригнулся как можно ниже.
Вот тут его отдачей приложило конкретно — наказало за неправильную позу. Но попал, точно попал, чудовище дернулось, отвернулось от поезда, пристально уставилось на Карата.
Тот помахал рукой, зло усмехнулся:
— Ну что, вонючка, всосал?!
Элитник без тени нерешительности прыгнул вниз и по тому, как характерно изворачивался в воздухе, Карат понял — воду он если и боится, то не настолько, чтобы оставить дерзость обнаглевшего человечишки без жестоких последствий.
Тварь вынырнула и поплыла в сторону Карата. Причем быстро, опасно быстро.
Стрелять еще или?..
Нет, пострелять он всегда успеет, а сейчас надо отвести монстра подальше от поезда. Да, помочь пострадавшим при этом не получится, но по крайней мере им не придется столкнуться с этим ужасом — уже плюс.
Второй раз за день Карату пришлось грести выкладываясь на полную и проклиная хозяина лодки не позаботившегося о моторе. Это могло многое упростить.
Лодку направил под следующий пролет, он уцелел, катастрофа сказалась только на рельсовом хозяйстве, их искореженные обрывки теперь нависали над водой. В момент, когда Карат проплыл под мостом, за кормой рухнул увесистый обломок, но дистанция уже безопасная, лишь отдельные брызги долетели.
Повезло.
Тварь доплыла до бетонной опоры, проворно цепляясь за нее когтями резко увеличила скорость на этом отрезке, еще больше приблизившись к Карату. А он при виде опасной прыти так приналег, что затрещала рукоять некрепкого весла.
