— Карбид сейчас никого не принимает. У него тяжелый момент. Это личное.
— То есть я могу ехать куда угодно и считать жемчуг своим?
— Не торопись, только что заслали к нему человека. Можем чайку вам принести или кофейку, заказывайте без стеснения, здесь все свои.
— С клофелином?
— Ну если так хочешь, для тебя найдем.
— Спасибо, но мы воздержимся.
— Тогда ждем.
— Долго ждать?
— Зависит только от Карбида. Ты куда-то торопишься?
— Я нет, но у этой девочки рука не очень-то выносливая.
— Могу подержать гранату за нее.
— Конечно можешь, но не подержишь.
— Я так и знал. Карат, ты зачем кончил Хана?
— Он сам на нож напоролся, неловко получилось.
— Да что ты говоришь? Какой ужас.
— Сам в шоке.
— А нормально сказать можешь?
— Он моральный урод и за языком не следил.
— Мне он тоже не нравился, но на нож я его не ронял.
— Это все усложняет?
— Куда уже дальше усложнять? Ждем слово Карбида.
Из недр дома донесся звук выстрела. Сильно приглушенный, не понять из чего сработали, но больше всего похоже на пистолет. Финн резко обернулся, посмотрел пару секунд в направлении источника подозрительно шума, процедил:
— Похоже, Карбид сказал свое слово.
Телефон в кармане издал простенькую трель, вояка вытащил трубу, поднес к уху, что-то выслушал, коротко ответил:
— Понял.
Вновь склонившись, произнес:
— Карбид готов тебя принять.
— А ее?
— И ее, и гранату, и даже своего блохастого кота можешь захватить. Если попросишь, вызовем еще пару девочек из самых смазливых, плюс Рикки с гаремом из его мальчиков, а то вас как-то маловато для делового приема. Сегодня все можно. Главное, нашего мистера Смита не забудьте.
— Ментата?
— Да. Он может пригодиться. Сам понимаешь, для чего.
Карат, выходя из машины, спросил:
— Маленький вопрос напоследок. Ты и правда по рождению финн?
— А я разве не похож на чистокровного финна?
— Говоришь по-разному: иногда слова в простых фразах путая, а иногда так, как не каждый русский сказать сможет. Фальшивишь. Так как — правда или нет?
— Если девочка отдаст гранату, отвечу в письменном виде. И даже синюю печать поставлю с росписью.
— Как выйдем, отдаст.
— Плохой ты человек, Карат. Упорно не идешь на компромиссы.
— Просто очень жить хочется. И девочку эту хочу вытащить из вашего бедлама. Она не виновата, что подвернулась именно мне, теперь я за нее в ответе.
— Иди уже, педофил хренов. Карбид — человек тяжелый, но ты ему понравишься. Наверное. Не юли, веди себя с ним как со мной ведешь, и все будет хорошо.
— Спасибо за совет.
— Гранату подарить вместо спасибо нельзя? Не отвечай, сам знаю.
* * *
Комнату даже самый придирчивый человек не назовет крохотной, она занимала почти всю площадь второго этажа немаленького дома. От плинтуса до плинтуса пол покрывали тщательно подогнанные друг к дружке роскошные ковры, люстры не было, зато по стенам и потолкам разместились десятки точечных светильников. На широких окнах трудно разглядеть стекла, их закрывает разросшаяся зелень многочисленных комнатных растений рассаженных в недешевые с виду сосуды, которые язык не поворачивался назвать банальными горшками. На дорогущие китайские вазы похоже, причем оригиналы, а не современные поделки.
Поразительное нагромождения всего и вся, по описанию можно счесть, что более безвкусную обстановку невозможно вообразить. Однако тот, кто все это придумал, сумел добиться невозможного — комната выглядела удивительно уютной. Но без ложки дегтя не обошлось — здесь чувствовалось нечто неосязаемое, присущее всему Полису. Будто что-то нехорошее скрыто, не бросается в глаза, но оно обязательно есть.
Здесь можно поиграть в минифутбол, пространства достаточно. И мебель почти не мешает: всего один массивный стол с выгнутой бумерангом лакированной столешницей, мягкое кресло с одной стороны, три стула из красного дерева с другой.
Из прочих помех футболистам можно отметить лишь две: что-то небольшое и вытянутое на ковре перед столом, разглядеть детали не позволяло наброшенное на непонятный предмет покрывало; и тело той самой много о себе возомнившей секретарши у порога. Судя по состоянию ее головы, причиной смерти явилось попадание пули немаленького калибра в область правой скулы. А судя по витавшему в помещении аромату сгоревшего пороха, эта неприятность случилась с ней только что.
Вот и объяснение услышанного выстрела обнаружилось.
В единственном кресле по другую сторону стола сидел облаченный в бархатный халат мертвяк. Не из свежих — матерая тварь добравшаяся до высоких ступеней развития. Даже Бирон в сравнении с этим монстром выглядел низшим членом стаи на фоне бесспорного альфа-самца, а ведь квазов страшнее его Карат до сегодняшнего дня не встречал.
То, что это кваз, понятно и без упоминания о роскошном и чистом халате сшитом явно на заказ, стандартный на такую тушу не налезет. Тут дело не в одежде, а в том, что зараженного никто не пустит на самый охраняемый объект столь серьезного стаба. Для этого твари придется прорваться через огонь, броню и свинец, даже стае самой страшной элиты такое вряд ли под силу. Прецеденты вроде как случались, но последние годы обходилось без жертв среди мирных жителей города.
Ну а привлеченных бойцов-варягов тут не считают как в статистике потерь, так и за людей.
Смит, бесстрастно покосившись на тело секретарши, на удивление ровным и спокойным голосом произнес:
— Добрый день, господин мэр. Познакомьтесь с Каратом и… Это его спутница, мне ее не представили. Кот тоже его.
Кваз огромным пальцем похожим на раздувшуюся паучью лапу крутанул немаленький пистолет, лежавший перед ним на столе, безучастным утробным голосом произнес:
— Для кота стула нет. Остальные присаживайтесь.
Карат занял средний стул, Диана села слева, Смит справа, а кот так и остался у порога не решаясь пройти мимо застреленной женщины. Все замерли молча наблюдая, как кваз играется с пистолетом раз за разом заставляя его крутиться на лакированной поверхности.
Так прошло не меньше минуты прежде чем Карат повернулся к Диане, взял ее за руку, вставил чеку на место, вытащил гранату из неохотно разжавшихся пальцев, положил на стол. Рядом лег изрядно измятый комок в который превратился носовой платок Рэма.
Кваз, еще раз крутанув пистолет, оставил оружие в покое, протянул уродливую лапу, ладонь на которой размерами соревновалась с лопатой, неловко развернул ткань, бросил равнодушный взгляд на содержимое, откинулся на спинку кресла, тем же нечеловеческим голосом изрек:
