– Постоянных домов у них нет. Они кочуют с места на место сообразно временам года. Каган у них переезжает из летней столицы в зимнюю.
– А свои сокровища он возит с собой?
Беортрик указал на стелющийся впереди тракт:
– Приглядись внимательней и различишь желобки от колес их кибиток. Это древняя аварская дорога.
– Чтобы предоставить архиепископу Арну сведения, которых он требует, нам понадобится опросить свидетелей того, что именно находилось в сокровищнице, когда ее захватили, – заметил я.
Мой спутник долго молчал. Я уже не рассчитывал услышать от него какого-либо ответа, когда он внезапно произнес:
– Если кого-нибудь удастся найти, то тебе придется раздать еще часть золотых монет. Иначе ответов на свои вопросы тебе не получить.
Сказал он это со сдержанной неприязнью, которой я раньше от него не слышал, и, посмотрев вскользь, я увидел, что он отчужденно нахмурился.
– Это было настолько ужасно? – понимающе спросил я.
– Бойня, жуткая. Нам было велено убить всех, кто внутри Хринга.
– Ты думаешь, нам удастся найти кого-нибудь из выживших?
– Хотелось бы надеяться.
На этом разговор в тот день завершился, а ближе к вечеру Беортрик подыскал нам под стоянку уединенное место с видом на поросшее камышом озерцо. Пока мы поили лошадей, туда стали слетаться стаи уток и прочих водоплавающих, снижаясь совсем рядом без всякого страха – еще один признак отсутствия людей. Потом наши двое стражей сели особняком и стали жевать свои съестные припасы, даже не глядя в нашу сторону. Мы с Беортриком закусили сухими лепешками и несколькими пригоршнями сухих слив-дичков, росших здесь в изобилии. Как раз когда мы заканчивали еду, где-то в вышине над нашими головами послышалось курлыканье, и над нами пролетела стая журавлей – большая, в несколько сотен. Вытянувшись клином, они величаво проплывали на фоне дымно-красного заката. Значит, осень и впрямь вступила в свои права.
* * *
Утром было уже ощутимо прохладно. Озерцо скрылось в клочковатом тумане, который низко стелился, пряча от взгляда местность. Как и вчера, Беортрик держался впереди. Дважды он сбивался с дороги, и нам приходилось поворачивать назад, пока он не отыскивал укромных признаков тропы, по которой нужно было следовать. Мы находились в дороге уже около четырех часов, когда перед нами очертились остатки леса, спаленного жутким пожаром. Стоящие вплотную черные столбы казались зубьями некоего исполинского черного гребня. Лишь когда мы подъехали ближе, стало видно, что это обугленные останки огромного палисада. Сотни массивных древесных стволов взрастали из земли друг подле друга, образуя преграду, а прорехи между ними были заполнены утрамбованной землей, дерном и плетеными изгородями. Даже обугленное и частично разлезшееся, это препятствие выглядело грозно, устрашающе.
Это было то, что осталось от Хринга.
– Как же войску короля Карла удалось все это преодолеть? – спросил я Беортрика, когда мы проезжали вдоль этого удивительного укрепления. Судя по виду, эти мощные стволы составляли от двадцати до тридцати локтей в высоту, и взобраться на них можно было только при помощи лестниц и хватательных крюков. Ну а чтобы сбить такие балясины, требовались тяжелые осадные орудия.
– Так же, как удавалось громить аваров в поле, – ответил мне саксонец. – Изменой.
Как возникло название этого места, было очевидно: насколько хватало глаз, стена черных, обгоревших древесных стволов шла сквозь туман бесконечной кривой. По всей видимости, где-то она смыкалась, образуя замкнутый круг. Все это вызывало благоговейный трепет.
В конце концов через подобие прохода в палисаде мы въехали внутрь. То, что некогда закрывало этот въезд, теперь отсутствовало.
– Здесь внутри помещалось все: стада скота, жилища, люди кагана… Здесь они проводили лишь летние месяцы. А на зиму уходили в другие места и забирали с собой все свои пожитки. Утаскивали даже боевое оснащение. – Беортрик мрачно усмехнулся: – Как выяснилось, у них имелись и катапульты, и камнеметы, и здоровенные тараны. Все это было водружено на колеса.
– Но зачем им вообще было сооружать такую крепость? – спросил я. – Чего они боялись?
– Прежде всего самих себя. Каждый каган страшится, что его опрокинет войско повстанцев. Авары разделены на множество кланов, и дай им только волю – все перегрызутся за верховодство.
Я нюхнул влажный воздух. Даже спустя два года после полного разрушения Хринга герцогом Фриульским здесь неодолимо пахло горелым деревом. Эта вонь чувствовалась везде.
– Кто же был тем изменником? Человеком, что пособил людям герцога взять эту крепость? – заинтересовался я.
– Звался он Тугун. Хотя неясно, было это именем или каким-нибудь прозванием у аваров. Еще до того как мы пошли войной, он тайно прислал весть, что думает обратить свой народ в христианство, если Карл признает его каганом.
– И его люди открыли вам ворота?
– Да, – кивнул Беортрик, а после паузы добавил: – Но повеление мы все равно выполнили.
Я начинал догадываться:
– В смысле, забили его людей наряду со всеми остальными?
Саксонец не ответил.
– Что же стало с тем Тугуном? – осведомился я. – Он тоже был убит?
– Его тела мы так и не нашли. Хотя толком и не искали. Слишком заняты были грабежом.
Неожиданно позади нас послышался окрик: толстяк-солдат указывал куда-то вбок, в туман. Оттуда на нас двигались какие-то нечеткие силуэты. Желудок у меня опасливо сжался, но силуэты оказались всего лишь скотиной – сквозь туман в нашу сторону брело с полдюжины тощих коров, привлеченных нашим появлением.
– Наверное, кто-то здесь все же обитает, – начал я говорить и осекся, когда следом за скотом показалась фигура человека, который пытался отогнать животных. Бежал он, сильно припадая на одну ногу. Через какое-то время он заметил нас, развернулся и пустился наутек. Но Беортрик опередил его. Он бросил коня в галоп, и тот в несколько прыжков выскочил перед беглецом, отрезая ему путь к отступлению.
Когда я подъехал к ним, этот человек стоял совершенно безмолвно и дрожал от страха, взирая снизу на Беортрика, который стегал его вопросами на неизвестном мне скрипучем говоре – по всей видимости, языке аваров.
При взгляде на лицо этого человека я испытал разочарование. Я, признаться, ожидал увидеть те же высокие скулы, широкие черты и слегка раскосые глаза триумфатора, изображенного на том сосуде. Лицо же этого человека, чумазое, со впалыми щеками, ничем не отличалось от тех бедолаг, что мы встречали на том берегу Дуная. Одет он был как простой пастух – в оборванную домотканую рубаху, порты и затасканные постолы. Левая нога у него была сильно искривлена.
– Он говорит, что живет здесь с прошлого года, – сообщил Беортрик.
– Что-то он не похож на авара, – усомнился я.
