– Кайям уж и впрямь балансировал на грани, – осторожно согласился я.
Мой собеседник подался ко мне и доверительно, вполголоса, спросил:
– А на аварский разъезд вы наскочили по неосторожности или из расчета?
Ум у меня заметался. Неизвестно, что было лучше сказать.
Между тем посланник, отстраняясь, мягко хохотнул:
– У аваров все в итоге упирается в золотые солиды. Либо подкуп, либо награда.
Ах вон оно что! Он, видимо, считает, что пояс с деньгами, привезенный мною в Аварию, предназначался в уплату недругам Кайяма. А утверждение, что я якобы искал золотых дел мастера, – это так, для отвода глаз. Золото же должно было подвигнуть аваров на переворот. Никифор так поднаторел в искусстве тайного злодейства, что воспринимал его как должное и от других ждал подобного же созвучия в мыслях и деяниях. Неудивительно, что его кличут гадючим карликом!
– Ты преуспел в отвлечении нашего неутешного друга Кайяма, и это весьма важно, – заметил он. – С твоим появлением он перестал различать, откуда опасность грозит ему на самом деле.
Сведущий вид посланника красноречиво свидетельствовал, что он причастен к убийству Кайяма и утверждению Кажда в качестве нового кагана. Интересно, сколько золота он сам вбухал для достижения этой цели…
– Так что теперь все стороны могут, наконец, вздохнуть, – сдержанно произнес я.
– Теперь минет по меньшей мере год, прежде чем Кажд упрочится настолько, что позволит себе развязать хорошую войну. А то и больше, – протянул Никифор задумчиво, словно уже продумывая какую-то новую хитрость, которая напустит аварские племена друг на друга и спутает новому кагану все замыслы.
– Разумеется, Кажд будет держать ухо востро пуще своего предшественника: как бы не свергли, – согласился я.
– Чтобы учинить наверху переворот, достаточно всего одного человека с кинжалом, – заверил меня посланник. – Авары уязвимы, поскольку составляют лишь правящую верхушку, не более. А найти недовольных угнетателями не составит труда.
– Отбирайте этого вашего человека тщательней, – посоветовал я. – Я сам сделал ошибку, доверившись одному гепиду, пастуху из Хринга. А он на поверку оказался предан своим новым хозяевам. Так я и оказался в плену.
– Вместе с твоим саксонским другом. Расскажи-ка мне о нем.
Изысканным движением Никифор обмакнул кусок лепешки в острый рыбный соус и, посасывая его, изготовился слушать.
– О нем мне известно немного, – начал рассказывать я. – Он был приставлен ко мне проводником и сопроводителем в моей миссии.
– А ты уверен, что это не он выдал тебя аварам? Может статься, и небезвозмездно?
Что и говорить, ремарка проницательная. Учитывая то, как Беортрик меня бросил, она весьма и весьма подогревала мое недовольство, если не сказать негодование, им. Возвращаясь в мыслях к дню нашего пленения, я вспоминал, как целиком зависел от саксонца в роли переводчика. Ведь я понятия не имел, о чем он там говорит с Кунимундом. Кто знает, может, он был с тем гепидом в сговоре? Ну а сейчас-то Беортрик зажил на славу, и дела его блестящи! Среди аваров житье у него куда лучше, чем в Падерборне. Может, в том и состоит полученная им мзда?
– Прямых свидетельств измены у меня нет, – застроптивился все же я.
Никифор на это лишь элегантно пожал плечиками и поглядел туманным, хитрым и плутовским взглядом. Этот прирожденный змей-искуситель был, несомненно, доволен, что посеял во мне семена сомнения. Не сохраняй я бдительность, он бы наверняка оседлал меня и стал использовать во всех тех интригах, которые в изобилии плодил его извилистый ум.
Не желая казаться грубым, я решил перейти на менее противоречивую тему. Роскошная сбруя принесенного в жертву коня напомнила мне о большой золотой бляхе, которую мой друг Павел раздобыл у торговца краденым. Бывший номенклатор тогда определил ее как образчик мастерства аваров, проделавший путь из их сокровищницы до самого Рима. Не исключено, что ушлый грек, с его знанием аваров и их жизненного уклада, мог сообщить на этот счет кое-какие дополнительные сведения. Я, как мог, скрывал от него причину, по которой архиепископ Арн послал меня в Аварию, но теперь увидел способ сменить предмет разговора, ничего при этом не говоря о самой золотой бляхе.
– А авары что, верят в существование грифонов? – спросил я как будто невзначай.
Столь неожиданный вопрос на секунду сбил моего собеседника с толку.
– Ты это из праздного интереса? – уточнил он.
– Да нет. На пути сюда, еще перед пленом, я случайно зашел к сельскому кузнецу. И он как раз отливал бронзовые бляхи с грифонами. – Я сделал паузу, а потом добавил: – А еще несколько лет тому назад я путешествовал в Багдад с партией необычных животных из зверинца короля Карла. Они предназначались в дар халифу. И вот с той самой поры у меня интерес к экзотическим созданиям.
Никифор поглядел на меня с обновленным интересом. Моя ремарка укрепила его во мнении, что я тайный соглядатай франкского короля.
– Мне бы хотелось как-нибудь услышать твой рассказ о той поездке, – сказал он. – Что же касается грифонов, то, по моему мнению, авары прознали о них через нас.
– Это как же? Эти звери что, обитают в императорском зверинце Константинополя?
Посланник обидно рассмеялся:
– Да нет, конечно! Грифоны – излюбленный мотив наших художников. Существа, являющие собой неусыпную грозность и силу. Вот уж сколько веков… Хотя сомнительно, чтобы они существовали на самом деле.
Признаться, во мне шевельнулось разочарование. Та поездка в Багдад подпитывала во мне пусть слабую, но надежду, что когда-нибудь мне выпадет удача своими глазами лицезреть грифона. В зверинце халифа я видел созданий, выходящих за рамки самого смелого воображения: гигантских кошек в черную и огненную полосу, с пугающе свирепыми желтыми глазами (служители говорили, что они ненасытно пожирают человечью плоть), пятнистого камелопарда
[14] с высоченной, как башня, шеей, тупенькими рожками и хвостом, как у коровы. Но если камелопард – это потомок длинношеего оленя и пятнистого леопарда, то почему, спрашивается, грифон не может произойти от спаривания льва и орла?
Никифор усмехнулся моей, как ему показалось, наивности:
– Аварские мастера по металлу – мастера копировать.
– Но откуда они знали, как выглядит грифон?
– От века мы посылали аварским правителям дорогие и броские подарки – ювелирные изделия, дорогие ткани, изящную столовую утварь… Так что у них в распоряжении была уйма предметов с образами грифонов.
Я подумал о разнообразии золотой утвари на пиршественном столе Кайяма. Более чем вероятно, что многие из тех чаш и блюд были изготовлены ремесленниками в Константинополе, а затем присланы аварам в виде подарков.
