– Забудет!
И кто сегодня тянет меня за язык… Элм хмурится:
– Эшри, прекрати! Ты совсем не знаешь его.
– Зато ты знаешь.
Опять эта тема. Как так можно? Я кусаю губы, готовясь к новой атаке, но Элмайра неожиданно отказывается от сопротивления:
– Уж получше тебя. И, кстати говоря… – она плюхается на кровать и тянет руку к блюду с принесенными нами яблоками, – я всегда считала, что ваша грызня мешает нам жить. Когда я помогла… – Она осекается и поспешно впивается зубами в зеленую кожуру. Пожевав немного, она продолжает: – Тебе не кажется это глупым? Вы не такие уж разные. Короче, Джей… – Она с некоторым сомнением рассматривает сначала надкушенное яблоко, потом Гамильтона. – Вы бы поладили с Ваном, работали бы плечом к плечу. Нам не хватает сильных людей. Да, он мудак, и ты иногда тоже, но ведь подобное тянется к подобному!
Даже я бы оскорбилась, услышав это, а ведь я прожила с Элм столько лет.
– Ты отжигаешь сегодня, мамочка.
– Учись, Огонечек!
Но Гамильтон, кажется, все пропустил мимо ушей. Он смотрит на белеющее за окном небо. Сегодня уже по-зимнему холодно, будто кто-то выдернул часть листов отрывного календаря и заменил ноябрь февралем.
– Там, где существует политика, не может быть «плечом к плечу». Ты прекрасно знаешь это, хоть и делаешь вид, что нет.
С лица подруги сходит улыбка. Слезает, как краска с фанеры. Я жду: сейчас она начнет спорить. Ей хватило бы всего одного слова, с ее-то решительностью, – в приюте она махала помпонами на матчах нашей регби-команды…
Но сейчас у нее такое выражение лица, будто ей прилюдно дали пощечину.
Впрочем, едва ли Гамильтону нужен ответ. Он опять пялится в потолок.
– Есть закурить?
– Бросила. И ты тоже, кстати.
– Начинаю в этом сомневаться…
Я всматриваюсь в его немного отекшее лицо. Джей Гамильтон очень далеко от нас, и едва ли его мысли приятные. «Свободному» плохо – и физически и морально; его можно понять. Я трясу головой: я что, его жалею? Ну вот еще.
– Помнишь Лютера Ондраши?
Элмайра, которой, видимо, тоже не по себе, резко меняет тему. Взгляд Гамильтона проясняется, хотя особого любопытства в нем по-прежнему нет.
– Вампира? Да. Погиб несколько месяцев назад, правильно?
– Мы узнали… кое-что интересное. Он, оказывается, искал информацию… о Коридоре.
– Я знаю. – Гамильтон пожимает плечами и снова морщится от боли. – И в партию он, наверное, вступил только чтобы получить доступ к архивам. Только вот в городские хранилища мэр все равно не выписал разрешения, а наши частные он излазал все. Но, видимо, ничего не нашел. Я бы знал.
– Нашел, – включилась я в разговор. – «Дети Гекаты». Что это?
Гамильтон вдруг улыбается:
– Ну вы даете. Вы бы еще Серебряную колбу вспомнили.
– Чего? – тут же вскидывается Элм. – Извини, но мы не знаем, чем вы там занимаетесь в лабораториях! Рассказывай.
– Да нечего рассказывать. Исследования, посвященные тварям, которые летают над Городом. Некоторые называли их детьми Гекаты, в земной мифологии так вроде бы звали богиню ночи. Мне привычнее «мертвые ангелы». Несколько ученых, еще только попав сюда, пытались наладить с ними контакт, составляли алфавит, расшифровывали диктофонные записи… Но забросили это дело как бесперспективное. Я могу запросить копию.
– Запрашивай. А… какая, ты сказал, колба?
Гамильтон задумывается и быстро качает головой:
– Давай в другой раз о глупых городских легендах, времени не так много. Есть более реальные проблемы. Сгорела эта…
– Библиотека № 6. – Элм незаметным жестом просит меня молчать. – Да, слышали… Краем уха.
Губы Гамильтона кривятся в едкой усмешке.
– Там хранились многие документы с Земли. Вот совпадение, а?
Мы переглядываемся и синхронно пожимаем плечами. Мы не готовы рассказывать то, что видели и слышали. Определенно. Вместо этого Элм без особой надежды наклоняется к «свободному»:
– Ты выяснишь, кто виноват? Правда? К то у нас босс, а?
Гамильтон морщится, но не отводит глаз:
– Я с удовольствием бы переломал им кости. Думаю, они еще себя покажут.
– И… что будем делать? Мы в твоем распоряжении. Ты же знаешь.
Его тон становится жестче:
– Вас мало. Мне нужно вернуть мой Западный гарнизон. Мне не нравится, что военные подчиняются только Глински и его команде партийных марионеток.
Марионетки?
Что-то знакомое. Кто-то недавно произносил это слово. И этот кто-то…
– Когда все успокоится, я попробую устроить переговоры с ним. Если станет слушать, конечно. Не станет – заставлю.
– Эшри?..
Я встряхиваю головой. Нет. Лохматый светловолосый парень из южной глубинки, сжимающий смуглый кулак, на котором до сих пор видны следы ожогов, не может быть Сайксом. И «свободный» прав: ситуация, когда все вооруженные силы Города находятся под неофициальным контролем одного партийного лидера, ненормальна. Даже если лидер и сам военный с огромным стажем.
Гнев в его глазах сменяется спокойствием так же стремительно, как обычно всходит солнце.
– Мои люди многого не знают. И я доверяю не всем из них. Так что будьте готовы, что вам придется поучаствовать.
– В качестве ударной силы? – Элмайра снова смеется, доедая яблоко. – Джей, ты все-таки решил устроить переворот?
– А почему бы нет? Достаточно веский аргумент – привести вас в качестве…
– Точно тебе говорю, гвардии.
– Нет, парламентеров.
– Один черт.
Они смеются. Я старательно улыбаюсь, просто чтобы перестать чувствовать себя лишней. Но очень быстро Гамильтон мрачнеет:
– Теперь я хочу спросить вас, Элм… Вы получаете информацию с камер слежения, и одна из них точно стоит в моем штабе. Тогда почему вы не пришли вчера, когда нас штурмовали?
Он не обвиняет. Просто спрашивает, устало потирая глаза, и я чувствую себя виноватой. Элм опускает голову.
– Сломалось что-то в системе наблюдения. Никого не было, чтобы починить. Мы…
– Не берите в голову, – горько усмехнулся Гамильтон, – нам все равно требовался ремонт.
Мы молчим. Конечно, мы здорово подвели «свободных»: ведь мы могли быть рядом, а вместо этого пили какую-то дрянь на острове и шлялись по улицам. И плевать, что это был наш законный выходной.
– Джей… – Элм нерешительно протягивает руку и гладит его по макушке. Такой трогательно-домашний жест, что меня сейчас стошнит. – Мы все исправим.
