– Собака может иметь несколько значений. Это либо защитник, либо враг. Все зависит от конкретной ситуации.
Так она проговорила с ним несколько часов, выкладывая карты крестами и линиями, водя своими скрюченными пальцами поверх таинственных символов. Когда наступила глубокая ночь, старуха похлопала рукой по ящику и тихо рассмеялась.
– Из тебя выйдет превосходный слушатель. Мы сработаемся. Я вижу, что ты зеваешь. Уставший ум – плохой слушатель. Ступай спать, – сказала она и одним кивком выдворила его из фургона. – Приходи завтра. Продолжим твою учебу.
Рыжкова обучала его после представлений при свете свечей. Обычно она слишком уставала, чтобы снимать со стен драпировку сочных, красного и голубого, цветов. «Классная комната» Амоса превращалась таким образом в уютную гостиную. Ему оставалось только смотреть, слушать, а время от времени и растворяться. Плавная, успокаивающая речь мадам Рыжковой убаюкивала Амоса. Иногда он невольно становился частью карты, погружался в нее, теряя ощущение собственного тела. Когда такое случалось, старушка лишь сильно топала своим башмаком по полу, издавая громкий гортанный звук, и Амос возвращался из мира грез. Тогда мадам Рыжкова ему улыбалась, хлопала его по плечу и начинала объяснять заново.
Амос начинал запоминать. Он полюбил разодетого в желтое и оранжевое Дурака, полюбил собаку, которая вполне могла в последний момент выручить своего хозяина из беды. Паренек привык к голосу мадам Рыжковой. Он напоминал Амосу шум ветра в кронах деревьев, когда он бегал дикарем по лесу. Со временем он обнаружил, что, даже если старушки рядом нет, ее голос продолжает пульсировать в нем. По вечерам, когда они переезжали из города в город, Амос наблюдал за тем, как мадам Рыжкова раскладывает карты крестом с вертикальной линией сбоку. Две карты ложились одна напротив другой, затем одна сверху, а другая снизу; одна слева, а другая справа, как ее зеркальное отражение. Четыре карты сбоку сверху вниз. Ответ на вопрос получен. После этого мадам Рыжкова принималась толковать ответы на незаданные вопросы, обращаясь в пустоту.
– Колесница, – кладя карту на импровизированный стол, объявляла старушка.
Мужчину на троне тянули в колеснице животные с человеческими головами. Амос поежился, так как жуткие люди-животные ему совсем не понравились.
– Победа либо путешествие. Триумф. Видишь? Человек управляет животными.
Мадам Рыжкова взъерошила ему волосы и рассмеялась так, словно он был ее внуком.
– Вместе с этой картой означает большую удачу, – кладя рядом карту, говорила старушка. – Мир в свидетели! Не женщина в центре, но все – вокруг женщины.
После этого старушка театрально вскидывала руку, словно взывала к Небесам.
Амос кивал, не отрывая взгляда от танцующей голой женщины и лица, выражающего всезнайство.
До и после уроков Рыжкова окуривала фургон тлеющим пучком трав, который распространял запах конского пота.
– Окуривание, – говорила она, кашляя. – Вот так с помощью огня следует очищать карты.
Старушка изображала в воздухе тлеющим пучком слова.
– Предсказание будущего зависит не только от карт, но и от человека, который держит их в руках. От меня, от тебя, от любого, кто умеет задать картам правильный вопрос.
Рыжкова ударила пучком травы по косяку двери фургона. Вниз полетели, кружась, искры и пепел.
– Люди, прикасаясь к картам, оставляют после себя следы своих надежд и желаний.
Когда в фургоне становилось трудно дышать, она распахивала дверь, впуская ночной воздух.
– Ни тебе, ни мне не нужно, чтобы мечты чужаков нам мешали. Иногда на картах остаются плохие мысли, плохие намерения. Теперь мы с тобой очистили карты. Очищенные карты – это то, что нужно.
Пучок трав она бросала на почерневшее место на полу и гасила каблуком последние тлеющие искры. Потом старушка гладила паренька по голове. Мальчик и зверек, живший внутри него, улыбались.
Рыжкова научила Амоса повязывать голову. Для этого она подарила ему один из своих шелковых платков со сложным золотисто-багряным узором. Она, скрутив его волосы спиралью, сама повязала его голову платком.
– Теперь ты гораздо лучше смотришься.
Сначала голова немилосердно чесалась, но вскоре это прошло. Эффект превзошел все ожидания. Из смуглолицего мальчишки, похожего на дикаря, Амос превратился в молодого элегантного иностранца. Рыжкова, радуясь своему успеху, захлопала в ладоши.
– Теперь ты выглядишь как заслуживающий уважения молодой человек, которому ведомы тайны судьбы и предназначения.
Под взглядом ее прищуренных глаз Амос ощущал, что меняется. Неожиданно воспоминания о маленьком домишке и о женщине, от которой пахло чем-то очень знакомым, посетили его.
Амос был отшельником по натуре. Когда на него смотрело много людей, ему становилось не по себе. Совместные трапезы со всеми членами труппы становились ловушкой в игре, правила которой были ему незнакомы. Он любил сидеть дождливым утром в фургоне и листать журнал Пибоди, водя пальцами по рисункам. Когда Рыжкова, сильно устав, отпускала его из своего фургона, вечера Амос проводил с маленькой лошадкой, красивым животным по кличке Лакомка. Лошадка была рыжей, с белой звездочкой на лбу. Лакомка была идеально сложена, вот только ее размеры не превышали восьмой части размеров обыкновенной лошади. Впрочем, она об этом не догадывалась. Она фыркала и перебирала копытами, как любая лошадь из тех, которых запрягают в телеги. Когда же к ней наведывался Амос, Лакомка вела себя не в пример спокойнее. Удобно расположившись на сене, паренек прижимал свой лоб к ее лбу, чувствуя его тепло. Поглаживая ее по морде, Амос ощущал разливающееся в душе спокойствие. Он приносил ей морковку и яблоки, пряча угощение поглубже в карманы своих бриджей.
По прошествии трех дней после того, как Рыжкова занялась его волосами, старушка, проведя труднейший урок по перевертыванию карт, отпустила паренька.
– Ступай домой, мальчик. Ты меня утомил.
Амос отправился к фургону, в котором Лакомка жила вместе с животным, называемым ламой. Он принялся рыться в карманах в поисках редиски, которую заблаговременно для нее припас. Паренек как раз нащупал угощение, когда едва не столкнулся с Бенно. От неожиданности он беззвучно открыл рот.
Бенно рассмеялся:
– Я что, застал тебя врасплох, Амос? А мне-то казалось, что этого не так уж легко добиться.
Акробат привалился к стенке фургона и выгнулся так, что его ноги, обтянутые короткими полосатыми штанами, казалось, выгнулись коленками назад.
Амос пожал плечами, потом кивнул. Иногда, поглощая вместе со всеми еду, паренек садился рядом с Бенно, несколько раз он смотрел, как акробат выступает, но о нем как о человеке Амос знал мало, разве только то, что он дружелюбен и пользуется расположением женщин труппы.
– Мелина видела, как ты вышел из фургона мадам Рыжковой, – сказал Бенно.
