– Поедешь?
– Я никого там не знаю. И чем я буду заниматься?
– Придумаем. К тому же ты знаешь меня.
– Разве это поможет?
Сестра скривилась, а затем тяжело вздохнула:
– Все будет хорошо. Я тебе помогу.
Ее рука юркнула в карман юбки. Я услышал тихий шелест.
– Я видел тебя прошлой ночью, – сказал я.
Шелест стих.
– Что происходит между тобой и картами?
– Иногда они странно себя ведут.
Когда я попытался разговорить ее, сестра набросилась на меня и взлохматила мне волосы костяшками пальцев. Вышло это у нее довольно грубо, и кожу на голове будто обожгло. Мы рассмеялись. Она принялась щекотать мне бока. Я попытался вырваться. Игра «в крапиву» закончилась тем, что я вывернул Эноле плечо и она вскрикнула от боли. Сестра боднула меня затылком. Наши безумства закончились так же внезапно, как и начались. Мы повалились на траву. Спустя пару секунд мы уже были в норме.
– Вчера вечером к тебе заезжала Алиса, – тяжело дыша, сказала Энола.
– А я думал, что ты спишь.
– Что между вами происходит?
– Не знаю.
Не то чтобы я этого не знал, но мне просто хотелось защитить эти новые отношения между старыми друзьями.
– Мне она нравится. Я считаю, что Алиса тебе подойдет. – Сорвав стебелек береговой травы, она прикусила его зубами и продолжила: – У Роуза тебе понравится. Мы ходили смотреть на этот бродячий карнавал, когда еще были детьми. Карнавальное шоу Роуза – семейный бизнес.
– Как ты к ним прибилась?
– Через приятеля в Атлантик-Сити. Он тоже гадает на картах. Прежде он работал на Роуза, поэтому познакомил меня с ним. Я погадала Тому Роузу, мы поговорили и пришли к обоюдовыгодному соглашению. Это хорошее шоу. На все лето у тебя есть надежный работодатель, да и деньги платят неплохие.
– Ты упоминала о маме?
– Конечно, я же не идиотка! С какой стати мне скрывать, что мама работала в цирке? Возможно, поэтому он и дал мне работу. Он и тебе даст, если ты захочешь.
– И что я там буду делать?
– Не будь идиотом.
До сих пор я воспринимал цирки и карнавальные шоу как-то отстраненно. И вот теперь возле меня сидит сестра с вывернутыми внутрь коленками и диким взглядом и предлагает сбежать вместе в цирк. Впрочем, мне всегда было интересно знать, какой была наша мама до того, как познакомилась с нашим папой.
– Там все так, как и прежде?
– Более-менее, – сказала Энола. – Больше пышности. Больше конных номеров. Больше игр. Вставные номера уже не те. Больше действия и меньше надувательства. – Видя мое замешательство, сестра добавила: – Банки… То, что хранится в банках… Ладно, забудь. Ты этого знать на самом деле не хочешь.
Я вспомнил о хранящихся в формальдегиде диковинках – животных и прочем. Я вспомнил, как когда-то стоял в палатке. Воздух раскалился внутри до такой степени, что трудно было дышать. Пальцы рук слипались от пота. Я смотрел на молочно-белое чучело акулы с двумя головами, по одной голове с каждой стороны туловища.
– Тебе там нравится?
– Да.
– Когда ты мне позвонила, то довольной жизнью не казалась. Ты выглядишь какой-то вымотанной.
– Я и не говорю, что всегда все хорошо, – сказала Энола. – С чего это всегда всему быть хорошо? Иногда съешь что-нибудь несвежее, тебе скрутит живот, а потом бегаешь по туалетам…
Сестра завела руку за спину и потянулась ею к затылку. В плечевом суставе что-то отчетливо хрустнуло.
– В прошлом году я серьезно отравилась, когда была в Филадельфии, и пошла в книжный магазин. Там у них очень чистые туалеты. Мне было так плохо и казалось, что я вот-вот умру. Меня выворачивало наизнанку. Стою я, значит, смотрю в пол, стараюсь не упасть в обморок и вижу, значит, эти желтые туфли в соседней кабинке. Леди, должно быть, догадалась, что я вижу ее ноги, поэтому отодвинула их… Как будто я не должна знать, что она сидит рядом! Как будто, убрав свои ноги подальше, она забудет, как я там испражнялась. Тебе не приходится терпеть такое. У тебя есть дом и свой собственный туалет под рукой.
Сестра почесала затылок. Татуировка птички на запястье запорхала.
– Но в целом все отлично. Ты понравишься Тому.
– Почему ты так настаиваешь на моем отъезде?
– Возможно, я просто по тебе скучаю, – ответила Энола.
– Я тоже по тебе скучаю.
Мне на самом деле ее не хватало и всегда будет не хватать. Могу ли я все бросить и уехать? Погружу свои шмотки в машину. Выеду на автомагистраль. Пристроюсь к каравану трейлеров и домов на колесах. Буду проводить дни и ночи в баке-ловушке, заполненном хлорированной водой. А спустя полгода вернусь обратно – грязный, исхудавший и одинокий. Нет, не сейчас. До 24 июля осталось всего ничего, и Энола вернулась. Уж слишком много совпадений.
– Почему ты приехала?
– Шоу Роуза сейчас неподалеку. Я попросила Тома, чтобы он с тобой встретился. Подумала, что нам есть о чем поговорить.
Мы наблюдали за тем, как волны накатывают на песчаный берег, до тех пор, пока нас не начали донимать комары. Энола прихлопнула одного.
– Я тебя по-своему люблю.
По-своему. Она всегда так выражается, но интонация ее голоса такова, что уж лучше по-своему, чем очень сильно, но без души. Все эти годы мы чувствовали себя одинокими. Возможно, я в конечном счете не так уж и не прав. Мы прокрались сквозь кустарник и заросли ядовитого плюща к тропинке, ведущей к нашему дому. Ее рука снова скользнула в карман юбки. Я услышал, как бумага шелестит о бумагу.
На подъездной дорожке нашего дома я увидел побитый временем желтый автомобиль. Чужой автомобиль. Худой человек стоял, опершись руками о капот. Незнакомец производил пугающее впечатление. Было в его облике нечто змеиное, таящее неизвестные и скрытые угрозы.
Энола издала пронзительный крик прыгуньи с высоты и бросилась со всех ног к чужаку.
– Дойл!
Ничуть не сдерживаемая радость. Сестра прыгнула в объятия мужчины. Ее ноги оплелись вокруг его тела. Плечи Энолы заслонили от меня его лицо. Все, что я видел, – две худые, покрытые татуировками руки, обвившиеся вокруг ее талии.
Развернувшись, незнакомец встал ко мне спиной, а Энолу посадил на капот машины. Я подошел к ним.
– Это мой брат Саймон, – не глядя в мою сторону, представила меня Энола.
– Привет! Я много о тебе слышал. Не бойся. Ничего плохого.
Голос звучал непринужденно и спокойно. Руки сжимали бедра моей сестры. Дойл так и не взглянул в мою сторону, впрочем, позволяя мне любоваться татуировками, которые тянулись по шее, заползали на бритый череп и заканчивались темно-зелеными щупальцами на скуле.
