В этом был смысл.
– Лампочки эффектнее смотрятся в полной темноте, я прав?
– Да. Днем тоже неплохо получается, но ночью – совсем другое дело. Понимаешь, почему он сделал себе татуировки? В темноте он не похож на человека. Ты видишь лампы, но свет как бы исходит от него. Кажется, что его тело состоит из воды и звезд. Ты воображаешь, что сможешь стать частью его кожи, двигаться вместе с ним, и тогда ты так же будешь светиться. Иногда мне кажется, что его татуировки впитывают в себя свет. Если бы Дойл не хотел, чтобы его увидели, никто бы его не увидел. Просто он хочет, чтобы я – такая девушка, как я, – его заметила.
Сестра провела рукой по волосам. Ногти заскользили по коже, выдернув несколько блестящих, склеенных вместе лаком волосков.
– Он хороший человек, лучше меня, – сказала она.
В моем кармане запищал телефон. Алиса. Тон натянутый.
– Ты мне должен кое-что объяснить.
– Привет! В чем дело?
Я отошел от стола. Энола, прислушиваясь, подалась вперед. Одними губами она прошептала: «Алиса?» Я поднял вверх руку и отвернулся, но сестра нависла у меня за спиной.
– Зачем ты украл книги из библиотеки?
– Извини… Что?
– Извинений не надо. Лучше объясни. Марси видела, как ты брал книги, и сказала Дженис. Я только что выдержала получасовую лекцию на тему библиотечного воровства, словно это я украла эти книги, а не ты. И все из-за того, что мы встречаемся. В этом чертовом городе ни от кого нельзя спрятаться! Черт побери! Как тебе такое в голову пришло?
– Не знаю. Черт! Я их верну.
После минутного молчания я спросил:
– Ты меня слышишь?
– Ты же не сердишься на меня за то, что уволили тебя, а не меня? Если так, то у нас проблемы.
– Нет! Господи, нет! Извини. Мне просто понадобились эти книги, и я не думал… – Энола бросила на меня укоризненный взгляд. – Извини. Если бы я знал, что тебе за это попадет…
– Перестань извиняться и верни книги.
То, что придется возвращать украденные книги в библиотеку, из которой меня недавно уволили, показалось уж слишком унизительным.
– Могу я привезти их сегодня вечером тебе?
– Хуже не придумаешь, – вздохнув, сказала Алиса. – Просто верни их в библиотеку. Договорились? Сделай это ради меня. Кстати, отец пригласил меня сегодня к себе на ужин.
Намек понят. Я буду сидеть напротив Фрэнка и Ли, держать Алису за руку под столом…
Я издал неопределенный звук.
– Да, прекрасно тебя понимаю. Это будет непросто, но мы прорвемся.
Алиса отсоединилась, чему я был только рад. Что бы я ни сказал, было бы только хуже.
Я услышал, как смеется моя сестра.
– Блин! – борясь со смехом, произнесла она. – Что за хрень! Я только теперь поняла, почему ты не просишь у Фрэнка денег. Ты спишь с Алисой.
Глава 12
Пибоди оказался совершенно прав насчет Нью-Касла. Торговая гавань. Купцы и перевозчики приплывали в верховья реки с немалыми деньгами на руках. Скототорговцы вываливались из «Заячьего угла», заполняя собой кривые улочки голландских кварталов. До войны город был столицей колонии, но из-за интервенции Британии и жарких сражений вокруг Филадельфии местное правительство перебралось в Дувр, оставив город пребывающим в меланхолии. Для труппы бродячих циркачей ищущие развлечений горожане были просто подарком судьбы.
Амос и Рыжкова работали с утра и до ночи, и только тогда наплыв посетителей наконец схлынул.
– Те, кто предпочитает жить прошлым, очень интересуются будущим, – сказала Рыжкова, попивая из кружки пенистое пиво, поданное Амосом.
Его наставница имела слабость к горькому пиву.
– Они хотят, чтобы будущее стало похожим на прошлое.
Взгляд старушки смягчился, глаза приобрели стеклянный блеск. Вскоре она уже мирно похрапывала, растянувшись на матрасе.
Амос осторожно укрыл ее одеялом и отставил в сторону кружку так, чтобы не разбудить мадам Рыжкову. Последний посетитель выпровожен. Других дел у него не было. Лохань Эвангелины вычерпана, и все готово к завтрашнему отъезду рано утром. Парень решил, что сейчас у него есть шанс.
Когда Амос искал карты, он не думал, что обманывает свою наставницу или что нарушает данное им обещание. Карта, которую он выбрал, имела не столь явное значение, как Любовники, и Амос надеялся, что она не напугает Эвангелину. Карта Силы. Красивая женщина положила руки на голову льва. Зверь смотрит на нее с обожанием, в то время как женщина одновременно приголубливает его и подчиняет себе. Амос вытащил карту из колоды и уже собирался закрыть крышку шкатулки, но, подумав, прихватил еще и Королеву Мечей. Черноволосая статная женщина была очень похожа на Эвангелину. Так будет лучше. Так она скорее поймет.
С того дня, как он издал режущий слух звук, Амос много раз пытался заговорить, но только окончательно удостоверился в том, что не способен издавать членораздельные звуки. Сначала Пибоди обрадовался и даже предложил свою помощь, когда застал однажды Амоса что-то сипящим за бархатной занавесью у себя в фургоне. Пожилой мужчина уселся напротив парня и попытался объяснить, как следует издавать звуки, используя мышцы живота для выталкивания воздуха.
– Это похоже на кузнечные меха, – сказал он, похлопывая себя по животу.
Живот Пибоди надувался и опадал, но, когда Амос попытался проделать то же самое, с его губ сорвалось лишь противное шипение. Как он ни старался, лучше все равно не выходило. Они пытались жужжать, свистеть, гудеть. Пибоди пришел к выводу, что именно язык – виновник немоты Амоса.
– Язык не пускает звук, рвущийся из груди.
Он показал, как, широко открыв рот, вертеть языком. Амос вспомнил, что точно такие движения проделывает лама перед тем, как плюнуть. Язык парня, впрочем, отказывался подчиняться его воле.
Энтузиазм Пибоди вскоре угас.
– Упражняйся, сынок. Наберись терпения, – сказал он ему перед сном.
Потерев глаза, Пибоди повесил шляпу на медный крючок, вделанный в стену над его кроватью. Бархат уже порядком поистерся на сгибах полей шляпы. Амосу вдруг представилось, что внутри его горло выглядит не лучше – больным и немощным.
– Никто ничему за один день еще не научился. Не стоит падать духом, – сказал старик, а затем открыл свой журнал и принялся записывать в него события минувшего дня.
Карты Рыжковой были наилучшим способом выразить свою мысль. Зажав выбранные карты в руке, парень почувствовал, как решимость, подобно лютому голоду, зарождается в его сердце.
Лохань Эвангелины, никем не охраняемую, выставили просыхать до отхода ко сну ее обитательницы. Амос всунул краешки обеих карт между досками так, чтобы они стояли вертикально, и опустил чуть ниже промасленную ткань, опасаясь, что карты может заметить кто-нибудь посторонний. Сделав это, он направился к фургону, в котором перевозили маленькую лошадку, и уселся в дверном проеме, ожидая возвращения Эвангелины. Он жалел, что не догадался прихватить для Лакомки яблоко, но лошадка, судя по всему, довольна была уже тем, что ей гладят мордочку, и ничего не имела против того, что от Амоса воняет жженым шалфеем. Парень пытался унять нервную дрожь в руках, поглаживая лошадь по гриве.
