Так как Энола и Дойл уехали, мне пришлось звонить Алисе, надеясь, что моя беда смягчит ее сердце.
– Пожалуйста, не бросай трубку!
– Назови причину, по которой мне не следует этого делать, – сказала мне Алиса.
– У меня в доме провалился пол, лодыжка, возможно, сломана, а я сейчас сижу без сил у кресла. Извини.
Я услышал, как Алиса задвигает ящик стола, и почему-то вспомнил, что записи она предпочитает делать разноцветными ручками.
– Ты ведь смог добраться до телефона.
– Это потому, что он лежал на полу.
– Хорошо, – согласилась Алиса, после чего испустила вздох мученицы, чье терпение слишком долго испытывают.
Если я рассчитывал, что ее сердце смягчится, то Алисе, отворившей дверь, было далеко до этого. С видом заправской медсестры она, ухватив меня под мышки, помогла мне перебраться в кресло.
– Извини, – произнес я.
– Тебе за многое следует просить прощения.
Прежде чем меня покинуть, она перебросила сумку с библиотечными книгами через плечо.
– Я их забираю.
– Ты говорила, что тебе будет неудобно возвращать их. Дай мне день. Обещаю, что отвезу книги сам.
Алиса прикусила нижнюю губу. Хотя она сейчас ужасно злилась, движение ее губ показалось мне очень милым, к тому же оно привлекало внимание к симпатичной темной родинке в ямочке между губой и подбородком.
– Что происходит, Саймон? У нас с тобой уже давно нет контакта.
Я рассказал об Эноле.
Алиса тяжело вздохнула:
– Вечно эти ее фокусы!
– Сестра высокого мнения о тебе. Она считает, что ты хорошо на меня влияешь.
Алиса прислонилась к дверному косяку и с несколько отстраненным видом сказала:
– Было бы лучше, если бы ты хорошо на меня влиял.
– Я хочу отсюда съехать, – сказал я. – Я не хочу брать у твоего отца деньги.
– Хорошо, – с рассеянным видом произнесла Алиса. – Держи ногу повыше.
А потом она ушла. Приподнявшись на руках, я провожал ее взглядом.
Уже у машины Алиса на прощание крикнула мне:
– Я со временем успокоюсь!
Не поговорила ли с ней Энола?
А если сестра права и это никакое не проклятие? Вдруг мы патологически безрадостная семья, члены которой в силу химического дисбаланса просто не в состоянии долго жить? Если Энола права, если мы топимся именно вследствие этой самой тоски, то я ничем ей помочь не смогу.
Возле стола лежала цветная распечатка рисунка из «Путеводителя по развлечениям для знающего себе цену джентльмена» Х. В. Кальвина. Это рекламное издание представляло собой путеводитель по клубам, заведениям, незаконно торгующим спиртными напитками, и борделям. Оно появилось в те времена, когда Селина Дувел еще выступала в бурлеске, а не была русалкой в цирке Марво. Рисунок был выполнен очень умелой рукой. Не вызывало сомнения, что Селина Дувел – одна из нас: темные волосы, светлая кожа, глаза, как у Энолы.
Вновь взявшись за журнал, я натолкнулся на еще одну небольшую, но оттого не менее странную тайну: Энола вырвала все рисунки карт Таро, вырвала очень аккуратно, предварительно проводя ногтем глубокие линии на бумаге, а потом отрывая листы по ним. Она лгала мне, глядя в глаза. Кто способен на такое варварство по отношению к книге? Впрочем, моя сестра и раньше систематически портила вещи, не объясняя, зачем это делает. Следовало бы мне с самого начала сделать ксерокопию всего журнала. Уже после того, как Энола разорвала первый рисунок, надо было прятать от нее журнал. Я же не думал… Возможно, у нее тоскливое настроение, как она это называет.
Всегда женщины. Из сведений об утонувших женщинах у меня на столе образовалась настоящая бумажная река. Ни одного упоминания о сыне. Любовники… Убитые горем мужья… Безутешные отцы… А где же сыновья? А братья? Я такой один. Я аномалия. Почему сестра не расстается с картами? Зачем она порвала мою и без того испорченную книгу? Как же все сложно!
Зазвонил телефон. Это был старик, пославший мне журнал, который мне не следовало принимать, а ему отправлять… Если, конечно, не случилось бы чего-нибудь ужасного… То, что все женщины утонули 24 июля, – не совпадение. Слишком много имен для совпадений. Я поднял трубку.
– Саймон! Вы мне не звоните. Как продвигается чтение «Наложений заклятий и проклятий»? Книга вам помогла?
– Да, в каком-то смысле. Увлекательное чтение.
– Да уж, – пробормотал он в ответ. – А ведь я не смог эту книгу продать. Издание чудесное, но излишняя дотошность автора все портит. Ну… Я помню, что просил ее вернуть, но если книга вам действительно нужна, то можете ее себе оставить.
Возможно, именно боль в ноге помогла мне увидеть это в ином свете, но внезапно все прочитанное в «Наложении заклятий и проклятий» и услышанное от Энолы сложилось в ясную картину.
– Мартин! Мне только сейчас кое-что пришло в голову. Что-то плохое случилось с людьми, которым принадлежал журнал. Скорее всего, это было наводнение или еще какое-нибудь стихийное бедствие. – Я провел пальцем по испорченной водой странице. – Это, вероятно, было настолько ужасным, что инфицировало (полагаю, «инфицировало» – подходящее слово) любую вещь, любого человека, пережившего трагедию. Эта книга наверняка попала в жуткий переплет, после чего на ней навсегда остались следы трагедии. Подозреваю, что последствия этой трагедии коснулись и моей семьи. Именно это нас убивает.
Черчварри, помолчав, сказал:
– Я вот о чем сейчас подумал. От книг исходит опасность. Любой текст страдает синдромом непогрешимости. Очень легко и мне, и вам запутаться, воспринять те или иные идеи в качестве непреложных фактов, если нет возможности провести соответствующие изыскания. Мне кажется, мы оба этим немного грешим.
– Двенадцать лет я ничем не занимался, помимо справочно-информационного обслуживания, а значит, имел дело с одними лишь фактами. У меня тут несколько некрологов – маме, бабушке, прабабушке… Я добрался в своих изысканиях до 1816 года. Я собрал достаточно фактов из надежных первоисточников, чтобы призадуматься, если не ради себя, то ради блага сестры.
На заднем плане послышался женский голос. Та самая пресловутая Мари. Черчварри ответил ей, что освободится через минуту. В его голосе чувствовалась теплота, что наводило на мысль: следы этой женщины остаются повсюду – в доме, в магазине, в нем самом. После Алисы осталось несколько песчинок, упавших с ее сандалий у порога. И все…
– Простите меня, – произнес Черчварри. – Я надеялся, что моя затея принесет больше радости. В прошлом, когда я дарил книги незнакомцам, это вызывало у них лишь позитивные эмоции. Я таким образом даже обзавелся парой новых заказчиков. Я надеялся на добрую волю Провидения, но, боюсь, вместо этого открыл ларец Пандоры
[11].
