Белинда обладала редкой способностью думать о двух разных вещах одновременно.
– Не надо. Позовешь его, он приведет за собой своего Топлэди, и все превратится чуть ли не в официальную инспекцию. Отправимся вдвоем.
Они прошмыгнули через вестибюль и поднялись по черной лестнице, где уже не рисковали натолкнуться на кого-то из гостей, слонявшихся по всему дому. На площадке третьего этажа Белинда заглянула в одну из комнат и вернулась с электрическим фонариком. Вооружившись им, девушки продолжили подъем по уже гораздо более узкой лестнице.
– Можно поискать следы краски уже здесь, – сказала Белинда. – Главная лестница ведет на самый верх, но, думаю, тайно проникший в дом посторонний декоратор поднимался именно этим путем. В конце черной лестницы располагается только одно полезное помещение – комната с круглым окном на фронтоне. Он мог запросто им воспользоваться. Когда-то комнату занимала наша престарелая экономка, но сейчас она пустует, если только там не разместили припозднившегося гостя уже после того, как я закончила с основной схемой расселения. Кстати, заодно подготовим ее для твоего брата Джона.
И они стали медленно подниматься, тщательно выискивая пятна красной краски, которые мог в дальнейшем заметить, а мог и пропустить братец Джон. Эту же процедуру и столь же безуспешно они повторили в коридоре с низким потолком. Белинда остановилась перед закрытой дверью, распахнула ее, пошарила среди целого набора выключателей, после чего загорелась прикрытая абажуром лампа в дальнем конце комнаты.
– Мы на месте, – объявила она. – А вот и окно.
Они пересекли помещение и отодвинули занавески. При ближайшем рассмотрении округлая оконная выемка, похожая на глаз циклопа, оказалась весьма значительных размеров, хотя в центре ее располагалось обыкновенное раздвижное по вертикали окно, чуть приоткрытое сверху. Белинда же толкнула вверх его нижнюю часть, чтобы они смогли выглянуть наружу.
– Машины Арчи больше нет на месте, – сказала она. – Я ничего не вижу, кроме хаоса беспросветной темноты.
Она направила луч фонарика вниз. В трех футах под окном проходил достаточно широкий каменный уступ – основание треугольника, образовывавшего фронтон.
– Выступ на несколько дюймов шире двух футов, – сказала Белинда. – Никаких проблем. Нам помешают только нижние юбки.
И буквально за две секунды сняла платье.
Патришия, еще недавно выступавшая в роли лидера, застыла в нерешительности. Ей не была свойственна излишняя романтичность, и она знала, какие фокусы могли выкинуть в решающий момент ее нервы.
– Мы вылезем наружу? – спросила она. – Не уверена, что мы сможем там многое выяснить.
– Наружу вылезу только я, а ты будешь держать фонарик.
Жаль, подумала Патришия, что высочайшей вершиной, которую она одолела, была Хелвелин
[67]. Зато Белинда, не раз проводившая каникулы в Швейцарии, не знала колебаний. И все же Патришия, всего несколько минут назад предостерегавшая брата, чтобы не свернул себе шею во время слишком быстрой езды на автомобиле, тоже расстегнула вечерний наряд и скинула туфли.
– Вылезай первой, если уверена, что там можно стоять, – сказала она.
Белинда вылезла в окно и с профессиональной уверенностью, но и с осторожностью разместилась на выступе.
– Все в порядке, – донесся из темноты ее голос. – Передай мне фонарик.
Патришия отдала ей фонарик и тоже пролезла в оконный проем. И вот она оказалась на выступе. Ее лицо поливал дождь, а мускулы инстинктивно напряглись, чтобы противостоять порывам ветра, которых не было и в помине. «Интересно, закружится ли голова», – подумала она, и голова сразу же закружилась от одной этой мысли. «Лучше смотреть по сторонам», – решила Патришия, огляделась и бросила взгляд вниз. Ночь казалась непроглядной только из освещенной лампой комнаты, но мрак оттуда выглядел иллюзорным. Был еще достаточно ранний вечер, но ранний вечер пасмурного зимнего дня, когда быстро опускаются серые сумерки, постепенно чернея, а дождь, то усиливаясь, то ослабевая, дополнительно застилал видимость туманной пеленой. Даже альпинисты не любят совершать восхождения в таких условиях, вот и Патришия, отнюдь не будучи альпинисткой, воспринимала их как опасные. Перед глазами снова все поплыло, и она попыталась ухватиться за что-нибудь, надеясь найти опору. Но, оказывается, не успела даже на шаг отойти от окна, и ее рука все еще цеплялась за оконную раму, без сомнения пребывавшую в отличном состоянии и крепко державшуюся на петлях. Но продвинуться хотя бы на фут дальше она не могла заставить себя никаким усилием воли. Честно не пытаясь скрывать страха, в смущении и злости на себя, она тихо сказала в темноту:
– Я не в силах пошевелиться. Черт, черт, ч-е-е-рт!
– Ничего страшного. Оставайся на месте. Уверяю тебя, что здесь нет ничего мудреного. Все дело в привычке. Необходимо выработать соответствующие навыки.
Даже пускаясь в неразумное по своей опасности приключение, Белинда не могла избежать сложных словесных конструкций, звучавших еще более унизительно для подруги. И Патришия, замерев на месте, справлялась с унижением, мысленно проклиная Элиотов, обзывая их семейкой треклятых обезьян и уже обдумывая, как расквитаться за свой позор.
– Я встаю на колени, ты сохраняешь вертикальное положение. – Инструкции Белинды раздавались совсем рядом. – Я как раз над этой глупой надписью. Но выглядит все непонятно. Этот карниз, как я и предполагала, немного шире двух футов, а примыкая к стене, уходит вниз на добрых четыре фута. И это значит, что верхушки букв примерно в четырнадцати дюймах ниже. Учитывая же, что архитрав перекрыт участком фронтона, то буквы еще и расположены на два фута в глубине проема. Даже если фронтон немного уже, написать здесь слова было бы неимоверно сложно. А ведь шутник не мог себе позволить провести за своим занятием слишком много времени. Пусть весь день льет дождь, но ведь все равно в любой момент кто-нибудь мог выйти на террасу и случайно посмотреть вверх. Хотя, если заранее попрактиковаться и воспользоваться кистью с длинной ручкой…
Она сделала паузу.
– Попробую опустить голову и взглянуть поближе. Это было бы легко, если бы не приходилось одновременно держать фонарик.
Наступила продолжительная тишина. Патришии оставалось только радоваться, что в результате совместного школьного обучения она владела обширным набором самых грязных ругательств, которые сейчас чуть слышно снова и снова бормотала себе под нос.
– Будь я проклята, если хоть что-то понимаю!
Белинда уже стояла рядом с ней, ухватившись рукой за вторую створку окна.
– Ты ведешь по стене пальцем и пишешь, а палец при этом остается чистым. Как такое возможно?
Хотя у Патришии пересохло во рту, она сумела выдавить из себя вопрос, прозвучавший более или менее разумно:
– То есть как, остается чистым?
