«И катафалки зачастят к твоим воротам вереницей», – вспомнилось Эплби. Поистине, Поуп – любимец мистера Элиота – не гнушался мстительных пророчеств. А Раст-Холл? Насколько прояснилась бы ситуация, если бы появились доказательства, что за всеми проблемами здесь стояли всего лишь заурядные чувства: личная неприязнь и злопамятность. Тогда следовало изучить семейную историю Элиотов вкупе с не совсем нормальной парой кузенов – неудачником Арчи и его литературными наклонностями, а также с виду кипуче-деятельным, но на самом деле до крайности ленивым и инертным Рупертом. Но рядом лежало столь же обширное пространство внесемейных обид и унижений, не говоря уже о корыстных интересах и личных амбициях целой группы людей, втянутых в орбиту столь выгодного бизнеса, созданного на основе Паука. Охваченный тоской Оверолл, сгорающий от нетерпения и предвкушения Кермод. Казалось бы, необъятное поле для исследования, но даже его громадность не внушала бы трепета, если бы точно знать, что им все и ограничивается. А других версий нет, и не надо выходить за его пределы.
Эплби уже приготовился вскочить с постели, но ему помешало появление молодого слуги с чаем. Занимательно для того, кто обладает, по выражению мистера Элиота, острым умом, зачем хозяин счел необходимым непременно подать чай в постель гостя. При этом слуга еще и пробормотал, что уже восемь часов утра и пора завтракать. Эплби принялся пить чай с тостом, покрытым чисто символическим слоем масла, нисколько завтрак не заменявшим. «До чего же многими условностями и пустыми традициями обставлена жизнь в этом доме», – подумал он и вспомнил, что, помимо прочего, ему предстоит заняться поисками картины, причем она сразу возникла перед его мысленным взором. Молодой человек между тем изящными движениями открывал шторы на окнах – будь он девушкой с более округлыми формами, и Ренуара, пожалуй, заинтересовал бы такой сюжет. А его собственная профессия? Чему он посвятил жизнь? Охране закона и порядка, чтобы в тысячах богатых домов страны люди мирно пили чай, не вставая с постелей. И, конечно, на нем лежала ответственность за мистера Элиота… Молодой человек наконец удалился, и Эплби бодро выпрыгнул из-под одеяла.
Он распахнул окно и оглядел скучное серое небо, сквозь которое с трудом пробивались солнечные лучи. Где-то над головой верещали скворцы, и под воздействием редкого для себя импульса Эплби решил обратиться к ним, используя строки из Поупа:
Луч солнца тронул занавеску,
Чтоб не слепить глаза, не резко.
Донесся ранний лай собачек…
Но он тут же удивленно осекся, потому что стихи подхватил голос, модуляции которого были куда богаче и выразительнее его собственных:
Возлюбленный, проснувшись, скачет
Под колокольный перезвон,
Чтобы нарушить сладкий сон
Белинды, что еще головку прячет
Декламация, донесшаяся из соседнего окна, звучала откровенным приглашением. Эплби надел халат, вышел в коридор и постучал в дверь расположенной рядом спальни.
– Войдите! – отозвались изнутри.
Он вошел и обнаружил комнату, где, на первый взгляд, никого не было. Но голос не умолкал:
– И кто скажет после этого, что мы не чутки к литерату-у-у-ре!
Голос звучал красиво, но доносился, казалось, из-под кровати.
Эплби пересек комнату. Это был Питер Хольм, лежавший на спине в пижамных брюках у открытого окна.
– Упражнения для брюшного пресса, – пояснил он. – Совершенно, на первый взгляд, никчемные. Ложишься на спину и то выпячиваешь живот, то втягиваешь. Можете съесть мой хлеб с маслом.
– Вы регулярно занимаетесь этим? – Эплби съел тост, разглядывая живот Хольма. И выпяченный и втянутый, он выглядел одинаково ровным и плоским.
– Время от времени для очистки совести. Этот пункт внесен в мой контракт на съемки в фильмах наряду с четко обозначенным временем, когда я обязан ложиться спать и еще бог весть чем.
– Господи! У вас утомительная профессия, как я погляжу.
– Это все паршивый Паук. Они вбили себе в головы, что мой герой должен походить фигурой на настоящего паука. Новаторская мысль! Но вот когда я приехал со спектаклями в роли прежнего, еще преступного Паука, в Штаты, я сделал его мясистым и имел огромный успех. Нет никаких причин считать, что пауки похожи на скелеты. Приглядитесь к настоящему пауку внимательнее и обнаружите, что отвратное насекомое скорее походит на круглый серый шарик. Это все глупцы из кино! Я проклинаю тот день, когда впервые переступил порог их так называемой студии. – Питер Хольм легким движением вскочил на ноги. – Следующее упражнение вы наверняка видели в низкопробных варьете Парижа. Вращение бедрами.
– Я видел это в Марселе, – рассеянно заметил Эплби.
Он обнаружил новое для себя далеко идущее последствие творческого гения мистера Элиота.
– Вас раздражают условия контракта? – спросил он с надеждой на положительный ответ.
Хольм окинул Эплби взглядом, давая понять, что ему не по душе столь педантичное и бесцветное выражение собеседником своей мысли. Несколько секунд он сосредоточенно вращал бедрами, но вскоре прервался, чтобы спросить не без вызова:
– Должен ли я заключить, судя по вашим расспросам, что вы приехали в Раст для исполнения своих профессиональных обязанностей?
– Не совсем. Но я, вероятно, всегда остаюсь немного профессионалом в своей области. – Эплби усмехнулся, однако так, чтобы не обидеть собеседника. – Вы же не будете спорить, что подобным образом поступают многие люди: повсюду берут с собой частичку того дела, которым занимаются.
С точностью безукоризненной машины, которую остановили, Хольм прекратил крутить бедрами.
– В этом году, – заметил он, – в Расте как никогда много пустых клоунов и клоунесс. Но если серьезно… – Его лицо послушно приняло серьезное выражение. – Вы ведь собираетесь дать событиям развиваться естественным путем? – Серьезность в его голосе приобрела оттенок совета, который один умный человек может дать другому. – Мне представляется это единственно возможным вариантом. Вы согласны?
– Естественным путем? А мне показалось, все сходятся сейчас как раз в том, что события приняли совершенно неестественный характер. Даже сверхъестественный, если принять во внимание мнение миссис Моул.
Эплби сел на кровать и с любопытством посмотрел на актера.
– Разумеется, я тоже считаю ситуацию странной, – Хольм начал одеваться. – Но у меня такое чувство, что ее можно было предвидеть. Вы когда-нибудь держали золотых рыбок? Я имею в виду – в больших количествах?
– Две рыбки в банке за шиллинг. Ничего более внушительного у меня не было.
– А! Тогда вы не знаете, что анатомия и поведение золотых рыбок представляют собой огромный интерес. Их эволюция происходила тысячелетиями, и в результате эти малютки превратились в нечто наиболее близкое к искусственно созданным человеком существам из всех дышащих на этом свете тварей. Рыбы ведь дышат, не правда ли?
