Затем Эплби осторожно прошел дальним коридором, снова заметив, что эта часть дома освещалась одними лишь свечами и масляными лампами. Поскольку никаких признаков присутствия миссис Дженкинс по-прежнему не наблюдалось, оставалось лишь вести целенаправленные поиски. Он остановился у двери, показавшейся ему подходящей, чтобы служить входом в квартиру, и постучал. Причем тут же подумал, что звук получился, пожалуй, слишком резким – так стучат, когда требуют открыть именем закона. Но виной всему был резонанс, создававшийся стенами пустого коридора. Ответ не заставил себя ждать. Хриплый и низкий голос изнутри спросил:
– Кого еще нелегкая принесла, черт возьми?
С мимолетным, но крайне неприятным ощущением, что это Руперт непостижимым образом успел опередить его, чтобы от души поиздеваться, Эплби толкнул дверь и вошел. Окно комнаты выходило во внутренний двор с северной стороны. Здесь было едва ли не темнее, чем в коридоре; лишь небольшая масляная лампа горела на столе, стоявшем рядом с приземистым камином. Из полностью затененного угла тут же поднялась и пошла навстречу гостю рослая, но определенно женская фигура с воздетой над головой тростью.
– Как смеете вы, сэр, – прозвучал тот же хриплый голос, – вторгаться в частное владение благородной дамы?
Даже при скудном свете лампы можно было разглядеть правильные черты старушечьего лица, поросшего подобием бороды, принявшего сейчас весьма угрожающий вид.
– Прости меня, Господи! – произнесла она с неожиданно пугающей интонацией. – Но неужели для того, чтобы найти покой и уединение, мне придется снизойти до кулачной драки?
Посмотрев на крепкую трость из черного дерева, Эплби понял, что ситуация требует немедленных ответных действий или хотя бы слов.
– Мэм! – громко сказал он. – Не извольте беспокоиться. Опасность уже миновала. Пожар полностью взят под контроль.
Столь откровенный обман возымел немедленный и эффективный результат. Миссис Элиот перестала угрожающе надвигаться на визитера, а в ее грубом голосе появились нотки теплоты, на которую мог рассчитывать человек, принесший хорошие новости.
– Пожар? – переспросила она. – Значит, был пожар?
Она повернулась вполоборота и обратилась куда-то в глубь помещения.
– Дженкинс, это все-таки случилось. А сколько раз я предупреждала сэра Герберта, что рано или поздно мы сгорим? Каким же дураком теперь он будет выглядеть! Так вы говорите, что опасности больше нет, молодой человек?
– Точно так, мэм. – Прикинув, что сэр Герберт Элиот умер, вероятно, лет тридцать назад, Эплби быстро сообразил, до какой степени эта дряхлая, но полная злобной энергии старуха успела отстать от времени. – Огонь сначала вспыхнул в конюшне. По счастью, лошадей успели вывести невредимыми, а сейчас пожар почти полностью потушен. Мне кажется, в вашей комнате явственно ощущается запах дыма, – добавил Эплби, никогда не скупившийся в своих выдумках на детали, – но он не должен ни в малейшей степени вселять в вас тревогу.
Миссис Элиот принюхалась.
– Дженкинс, – приказала она, – открой двери и пару окон с северной стороны, чтобы очистить воздух. Что касается вас, молодой человек, то хотя мы незнакомы, можете присесть. Дженкинс! И где только болтается эта нечестивица? Дженкинс, принеси нам оставшийся от обеда пирог и графин портвейна.
Эплби уселся в кресло с прямой спинкой и посмотрел на хозяйку со все еще оправданной долей опасения. Его нынешнее положение, которого он добился так легко, представлялось теперь надежным, но только не для той роли, которую ему предстояло сыграть, наводя справки об ушедших в историю семейных делах.
Портвейн был подан церемонно – высокого качества вино, свидетельствовавшее, что благожелательности мистера Элиота хватало, дабы не скупиться посылать самое лучшее из своего погреба на эти задворки усадьбы Раст. Миссис Элиот отхлебнула из своего бокала и внезапно захихикала. И Эплби снова с трудом избавился от иллюзии, что перед ним сидит Руперт: ему пришлось напомнить себе, что старуха носила фамилию Элиот не только по мужу, но и по праву рождения. Престарелая леди делала глоток, а потом начинала посмеиваться.
– Пожар! – воскликнула она уже совсем весело. – В нем случайно не пострадал мой близкий родственник, мой свояк сэр Герберт?
– Нет, с сэром Гербертом все в полном порядке.
– Вот как? – Миссис Элиот была откровенно разочарована. – Но это послужит ему хорошим уроком. В следующий раз придется прислушаться к советам понимающих людей. Он все твердит, что нужно провести электричество для освещения дома. Между тем я часто рассказывала ему, что моего дядю Руперта сам мистер Фарадей предупреждал о крайней опасности этого изобретения для домашних надобностей.
– Мистер Фарадей?
– Да, мистер Фарадей. А уж он-то разбирался в подобных вещах, поскольку сам создавал их. В свою очередь, мой дядя Руперт питал неизменный интерес к прогрессу естественных наук. Ему неоднократно доводилось обсуждать эту тему с принцем.
– С принцем?
Миссис Элиот нахмурилась.
– А вы часом не иностранец, молодой человек? Я, конечно же, имею в виду мужа нашей обожаемой королевы
[94]. Но моего дядю Руперта интересовала еще и поэзия. Он мне рассказывал, как содействовал получению звания лауреата дорогим моему сердцу мистером Теннисоном, когда умер престарелый мистер Вордсворт. К сожалению, не могу похвастаться, что лично помню бедного мистера Вордсворта. Он почил как раз в тот год, когда я родилась. Однако мистер Фарадей, – миссис Элиот, сама того не замечая, легко перескакивала с темы на тему, – все-таки верил, что однажды его изобретение получит практическое применение. Некий молодой человек из колоний
[95] – по-моему, его фамилия Эдисон, – как я слышала, продвинулся в этом направлении несколько дальше.
Эплби вдруг понял, что миссис Тимоти Элиот, если сделать скидку на ее собственное представление о хронологии, была на самом деле хорошо информированной и интеллигентной особой – причем, вероятно, достаточно умной, чтобы действительно поверить в воображаемый пожар. И он решился на прямое признание.
– На самом деле никакого возгорания не было. Я лишь позволил себе… э-э… небольшую шутку.
Услышав это, миссис Элиот с демонстративным стуком поставила бокал на стол.
– Дженкинс, мерзавка поганая! Дженкинс, закрой двери и запри на задвижки окна! – Для женщины, навсегда, казалось, оставшейся жить в тени королевы Виктории, миссис Элиот обладала до странности вульгарным словарным запасом, и Эплби готов был услышать в свой адрес изрядную его часть, но до него донесся лишь новый смешок, на этот раз добродушный и снисходительный. – Как я полагаю, это новая шуточка малыша Руперта? Странно только, что он не предупредил меня сам. Обычно я посвящена во все его затеи. Мы столько раз веселились вместе. Пугали его папашу до полусмерти, чтоб мне провалиться! Маленький Руперт вечно что-нибудь замышляет. Тут он пошел в моего любимого дядю Руперта.
