Питер Хольм присвистнул, и звук слился со стуком рукоятки хлыста, выпавшего из рук сэра Руперта. Он наклонился, чтобы поднять его, а когда выпрямился вновь, в его лице не было ни кровинки.
– Какого дьявола вы имеете в виду?
– Готовится убийство. – В этот раз Эплби сделал свое заявление менее суровым тоном, чем в разговоре с Чоуном. – Это станет моим рефреном до конца сегодняшнего вечера. И спешу заверить, что все с большей ясностью вижу вас в роли жертвы.
Самоуверенности у Руперта заметно поубавилось.
– Вы совсем из ума выжили, – отрывисто произнес он.
– А в качестве предполагаемого убийцы у меня на первом месте стоит наш нынешний хозяин. Вы же догадываетесь, какую жизнь ему приходилось вести, прежде чем он взобрался на верхушку своего сомнительного бизнеса. А теперь он строит свою профессиональную деятельность по безжалостным законам восемнадцатого столетия. Знаете ли вы, что он возомнил себя пророком философии разрушения? Он очень опасный человек, сэр Руперт. Бойтесь его!
Питер Хольм, все еще не вставая с дивана, никак не мог решить, что его поражало больше: невероятные заявления Эплби или эффект, который его слова произвели на сэра Руперта.
– Вот так дела! – воскликнул он. – Кто после этого скажет, что интрига не закручивается все туже?
– И вы еще говорите об интригах? – С этими словами в комнату вошла Белинда, переводя пристальный взгляд с Руперта на Эплби. – Джон, мне кажется, папа совсем лишился рассудка. Попробуйте догадаться, чем он сейчас занимается.
Эплби покачал головой.
– Мне и так приходится слишком о многом только догадываться, как и сэру Руперту. Так что сдаюсь и жду разгадки.
– Он обсуждает сюжет одной из своих книг с Джаспером.
– Что он делает? – Сэр Руперт, только что мрачно наблюдавший за огнем в камине, резко развернулся.
– Спорит, что произошло в романе «Тарантул-птицеед». Они даже пари заключили. С ним никогда не случалось прежде ничего подобного. Никогда не видела, чтобы папа с его обычной застенчивостью не отказался обсуждать свой старый роман. Это тем более странно, что Джаспер ему совсем не нравится. Он даже раскритиковал в пух и прах его свиней.
– Бог ты мой! Я не могу даже представить себе вашего отца вообще критикующим что-либо. Он для этого слишком мягок и добр. – И Эплби снова покачал головой, но на этот раз недоверчиво.
Белинда рассмеялась.
– Но так и есть. Он рассказал мне, что по секрету осмотрел его стадо породы темворс, и свиньи никуда не годятся. Им не хватает породистости. Как Питеру, когда он играет аристократов в салонных комедиях.
Хольм только тихо вздохнул.
– Для меня это слишком. Тайны. Непонятные речи. А теперь мне еще и начинают грубить. – Он поднялся на ноги. – К хамству мне не привыкать. Но с тайнами пора заканчивать. Они слишком затянулись, как показ пьес, произведенных тандемом Элиот-Моул.
– Вам не слишком долго осталось ждать. – Эплбли тоже встал и снова посмотрел на часы. – Путаница достигла своей кульминации. Последние песчинки ссыпаются вниз, – обратился он к Руперту, и его взгляд скользнул дальше. – И начало развязки кризиса объявили вы, Белинда!
Часть IV
«Смерть в пустыне»
1
Вечер, словно галантный кавалер, накидывающий на плечи своей дамы изящную кашемировую шаль, укрыл Англию плотным пологом своих туманов. В одиноком жилище миссис Тимоти Элиот в Расте, где время будто не движется, солнце все же скрылось, исполнив дневные обязанности, и миссис Дженкинс принялась зажигать масляные лампы, готовясь тихо, в викторианском стиле провести с хозяйкой время до отхода ко сну. Жалюзи начали закрывать в Снаге и Уортере, а в Лоу-Суаффэме, наоборот, пришло время открытия паба «Пять ячменных снопов». Зулуски в услужении миссис Бердвайр развели небольшой костер, что дозволялось им раз в неделю по воскресеньям, и их тихое пение сопровождалось злобным рычанием собак, охранявших «Испанскую миссию». Хорас Бентон, которого темнота застигла в пути до Лондона, откинулся на сиденье заказанного лимузина и упоенно строил планы жестокой мести Буссеншуту, предаваясь самым садистским фантазиям. На все это, как и на здание Общества трезвости в Пигге, на коровники а Литтл-Лимбере и фабрику одеял в Кингс-Кливе пали глубокие сумерки. Пройдет совсем немного времени, и сельская Англии уляжется по постелям под мягкое сияние звезд.
Вечер пришел и в аббатство Шун. Солнце, в последний раз сверкнув в верхушке западной башни, как отражается оно от флюгера на здании адмиралтейства в столице, постепенно растеряло свои лучи в сгустившемся мраке. Под полуразрушенными стенами и фальшивыми камнями якобы древних надгробий тени сделались совсем черными. Еще недавно переливавшаяся в солнечном свете вода в каналах, проложенных по всей территории аббатства, стала почти невидимой. Ужас ночи сковал рощи, гроты и Китайский сад. Именно в такое время владения Джаспера Шуна производили на наблюдателя самое сильное впечатление.
Наступление вечера ожидали здесь сегодня с опаской: одни поглядывали на часы, другие вслушивались в их бой. Семь пробило с подозрительной быстротой вслед за шестью; но самый важный момент ожидался в девять. Именно тогда могло случиться нечто вроде инцидента с убитой свиньей в Расте или же что-то менее страшное – какая-нибудь безвредная вариация на тему Паука. Если верить Эплби, готовилось убийство человека – ни много ни мало. Джеральд Уинтер отслеживал передвижение гостей, как делал это прежде в Расте, и ловил себя на том, что тоже ждет чего-то – со смесью тревоги и любопытства. Поначалу вся эта свистопляска с Пауком представлялась ему всего лишь шуткой, и по мере развития событий он упрямо отказывался менять прежнее мнение, что в основе своей все остается лишь розыгрышем. Даже эпизод с черной свиньей выглядел жестокой, кровавой, но издевательской шуткой, как и недавние угрозы по адресу Руперта Элиота воспринимались чем-то из той же серии. Уинтер пытался увидеть здесь нечто более зловещее, чем чьи-то проделки, предельно наглые в своей сущности и направленные против, казалось бы, случайно избранных жертв, однако его взгляды на происшедшее не менялись. Реальное убийство не вписывалось в общий ряд. Но в то же время Эплби готовил себя именно к такому повороту с нервирующей всех уверенностью и профессиональным равнодушием. Эплби, напоминавший сейчас опытного гинеколога, которому предстояло принять обычные роды.
Совершенно не осознавая этого, Уинтер в данный момент хмурился, как Кермод, злившийся на эксперименты мисс Кейви… Нет, Эплби вел себя не с профессиональным равнодушием. В его манерах можно было заметить нечто, очень похожее на удовлетворение. Уинтер не сомневался, Эплби действительно верит в возможное убийство, но подозревал, что сыщик понимает свою неспособность предотвратить его. И тем не менее Эплби напоминал сейчас человека, собирающегося участвовать в игре, когда подбрасывается монетка и условия таковы: выпадет решка, и я побеждаю, а если орел – ты проигрываешь. Вот почему Уинтер, давно понявший, что Эплби нельзя отнести к безответственным личностям, находился в перманентном состоянии недоумения и напряженного ожидания.
