– Тимми, ты не мог пойти на такое!
– И тем не менее пошел. У нас дома тоже есть небольшой печатный станок, а потому техническая сторона не составила для меня проблемы. Со мной случаются порой такие необдуманные порывы. – На лице Тимми был написан неприкрытый страх, но Патришия вдруг поняла, что он такой же наигранный, как и отрепетированный актерский ужас Питера Хольма, и совсем не отражает истинных чувств молодого человека. Тимми неожиданно лукаво улыбнулся во весь рот. – От души надеюсь, – продолжил он, – что Шун по-настоящему взбесится и сразу же выставит нас всех из аббатства, а вы с Белиндой потеряете у него работу. Я даже не представлял себе, какое омерзительное место это ваше аббатство. По-хорошему, его надо просто ликвидировать. А что до коллекции, то бедняга Гиб был совершенно прав. Она смердит. Если бы ты хотя бы раз подняла свой носик от древних манускриптов, которыми занимаешься, то сразу почувствовала бы ужасную вонь.
– Ты… У меня нет слов, чтобы…
– Но я виню Белинду больше, чем тебя. – Тимми говорил складно, спокойно и с мягкой решимостью, так характерной для его отца. – Она дочь писателя и должна разбираться в подобных вещах гораздо лучше. Английская эротическая корреспонденция… Боже, боже, боже! Это как фантазии человека, страдающего сексуальной анестезией. Вы обе достойны гораздо лучшей участи.
– А тебе не приходило в голову, что мне надо как-то зарабатывать себе на жизнь?
– Эту проблему можно решить иначе.
Они посмотрели друг на друга пристально и немного взволнованно.
– Должна я воспринимать это, – спросила Патришия, повышая голос, чтобы перекричать грохот машины, включенной в этот момент Шуном, – как предложение выйти за тебя замуж?
– Ну, разумеется, да, Патришия. Ты же очень сообразительная девушка.
– Значит, дети, кухня, церковь?
– Церковь на твое усмотрение. Детей я определенно хотел бы завести. И, в конце-то концов, должен же мужчина нормально питаться в семье?
Патришия быстрым взглядом окинула помещение, которое Тимми избрал, чтобы сделать ей предложение. Мисс Кейви показывали, как правильно смазывать чернилами матрицу; она вся перепачкалась и уже готовилась завопить от ужаса. Хьюго Топлэди исподтишка следил за ходом времени по брегету. Адриан Кермод подкреплялся миндальным печеньем, припасенным за чаепитием. В дверях, через которые они вошли, что-то разладилось в приводе готического скелета, и он, звеня цепями, то появлялся, то исчезал, как кукушка из настенных часов. В центре подвального помещения Шун, бросая иногда странные взгляды на Руперта Элиота, продолжал лекцию о старинном искусстве книгопечатания. Рядом возвышался современный блестящий хромом печатный станок, который вот-вот должен был выдать продукцию и вызвать восхищенные возгласы собравшихся. Все это мгновенно запечатлелось в сознании Патришии, но виделось ей так, словно она наблюдала за происходившим в перевернутую подзорную трубу.
– Тимми! Если ты набрал глупый текст…
С несвойственной ему прежде самоуверенностью, словно ниспосланной свыше, Тимми сказал:
– Последний экзамен я сдаю пятнадцатого июня. Выбирай любой день в последующие две недели.
Патришия искала слова, чтобы проткнуть этот пузырь самонадеянности. Белинда стояла слишком далеко, чтобы принять участие в разговоре и помочь ей. Потом, словно со стороны, она увидела свою руку, указывавшую на печатный станок.
– На самом деле твой решающий экзамен находится сейчас в этом станке, – услышала она свой голос. – Если сдашь его, пусть будет хоть шестнадцатое июня. А сдать его будет трудно. Джон поставил передо мной только одно, но важное условие: не выходить замуж за дурака.
Тимми вздохнул с радостным облегчением.
– Ну, препятствие в виде брата и его условия мы быстро и легко преодолеем, моя дорогая, дорогая, дорогая Патришия…
Ему пришлось прерваться. Шун жестом потребовал тишины, и она бы воцарилась, если бы не звон цепи злосчастного скелета, по-прежнему исполнявшего свой гротескный танец при входе в типографию. А потом серебристо-звонким и величавым, как и вся его фигура, голосом хозяин обратился к гостям:
– А теперь, – сказал он, – позвольте мне воспроизвести великолепный обычай, заведенный еще Хорасом Уолполом, который как ничто другое заслуживает подражания. Приглашаю мисс Элиот… – Он сделал паузу с чуть заметным извиняющимся поклоном в сторону мисс Кейви, чтобы подчеркнуть правильность выбора достойной кандидатуры. – Приглашаю вашу дочь, – теперь наклона головы удостоился мистер Элиот, – запустить станок в работу.
Шун снова выдержал продолжительную паузу, чтобы позволить гостям кратко обменяться впечатлениями о происходящем.
– Больше я пока ничего вам не скажу. Обычно тексты набираю я сам на латыни. И листы выходят с пометкой e typographeo Shooniano. Но сегодня в присутствии столь крупных знатоков латинского языка, – очередной грациозный поклон последовал в сторону Буссеншута и Уинтера, – прагматические слова Меркурия обязаны уступить место песням Аполлона. В завершение попрошу лишь миссис Моул и мисс Кейви занять место у приемного лотка, чтобы первыми взять в руки то, что появится из недр машины.
Патришия с несчастным видом взирала на все это. Ее окружали исполненные ожидания лица. Любая шутка Тимми в таких условиях не могла выглядеть ничем, кроме как очевидной глупостью. Ведь никакое чувство юмора, никакая самая дерзкая веселость сейчас не сработали бы – так складывались обстоятельства. Любая выходка должна содержать в себе элемент неожиданности, спонтанности, какой обладал даже не слишком удачный демарш Гиба Оверолла. Злая шутка обязана быть спонтанной, чтобы иметь успех. О, если бы только…
Белинда потянула за рычаг. Раздался механический гул. Гости затаили дыхание. Только мистер Элиот не сводил глаз с рехнувшегося скелета. Тимми с невиннейшим видом устремил взгляд в потолок. Остальные ждали результата работы станка. Патришия даже подумала, не прервать ли ей торжественную процедуру, упав на пол и имитировав обморок. Но она еще не успела сообразить, как это лучше сделать, когда агрегат издал последний треск, вал приподнялся, и в лоток скользнул лист бумаги с темневшими на нем буквами. Шун собственноручно взял его и подал дамам, которых обязал стать принимающей стороной. Теперь оставалось только услышать возгласы восторга, чтобы достойно завершить церемонию.
«Миссис Моул покраснеет до корней волос, – подумала Патришия, – мисс Кейви даст волю языку, а потом грянет подлинная буря». Однако миссис Моул и не думала покрываться краской стыда – она нахмурилась и придержала руку стоявшей рядом мисс Кейви.
– Какое великолепное качество печати, – сказала миссис Моул неожиданно резко и энергично. – Действительно потрясающее качество!
А затем неспешными движениями принялась складывать лист с явным намерением убрать его в сумочку.
И это проявление присутствия духа почти достигло цели. Гости, охваченные неожиданным смущением, поняли: что-то пошло не так, как было запланировано. Мисс Кейви, просто сохранив молчание, проявила сверхчеловеческий такт, никогда прежде ей не свойственный. Только Шун выказал чудовищное непонимание ситуации.
