– Но я вовсе не тот, кто вам нужен! Мой проступок, которому вы придаете сейчас столь большое значение, не имеет отношения к делу в целом. Если вы сравните загадку, которую пытаетесь решить, с жемчужиной, то я стал лишь самой первой песчинкой, попавшей в створки раковины, чтобы возбудить процесс роста. Но продолжу. Итак, я начал читать романы Элиота, и мне полюбился Паук. Меня особенно обрадовал поворот событий, когда он оставил преступную стезю и стал опорой закона и порядка.
– О! – воскликнул Эплби. – Вот это уже совсем интересно. Ваши поступки после такого заявления начинают, конечно же, представать совсем в ином свете. Хорошая мысль – упомянуть о симпатиях к закону.
Уинтера не насмешила шутка собеседника. Он посмотрел на него еще более серьезно, чем прежде.
– У вас мозги работают, как у Буссеншута, – сказал он. – А Буссеншут, должен признать, один из величайших умов Англии. Остается только пожалеть тех воришек и грабителей-взломщиков, с которыми вы сталкиваетесь по роду службы.
– Кстати, о взломщиках, – поймал его на слове Эплби. – Не пора ли перейти к сути?
– Да, вы правы. Передо мной встала не самая простая задача. Бердвайр располагала компроматом на Бентона. Несколько лет назад она записала все известные ей факты в одну из тетрадочек под красной обложкой. И мне необходимо было эти факты узнать. А потом пустить в ход. И тут меня подвела излишняя щепетильность. Как воспользоваться фактами? Буссеншут не колебался ни секунды. Заручившись нужной информацией, он попросту отправился к Бентону и заключил с ним сделку. Мне это представлялось невозможным. Я рассуждал так. Если я лично попытаюсь шантажировать Бентона, он разоблачит мой блеф. Заявит, что ему на все плевать, и я могу предать известные мне факты огласке, а у меня, скорее всего, не хватило бы на это смелости. Ее, вероятно, не хватило бы и Буссеншуту, вот только он оказался гораздо более тонким психологом. Он знал, что Бентон сразу сломается, а потому действовал бесхитростно и прямолинейно. Моя же слабость заключалась в склонности все усложнять.
– Да, с этим не поспоришь.
– Но вернемся к способу добычи информации. Мне претила идея найти сообщника, который втерся бы в доверие к Бердвайр, обхаживая ее. Но и сам я не мог к ней приблизиться на пушечный выстрел. Оставалось только ограбление. Причем ограбление, мотив которого не мог быть с легкостью установлен. Если бы стало известно, что женщину ограбили с целью завладеть скандальными мемуарами, моя затея кончилась бы провалом. И тогда я подумал о крупном взломе, в котором изначально были бы видны элементы розыгрыша и бурлеска. Я раскопал кое-что о личной жизни Бердвайр, легенду о муже в Лондоне, слухи о напряженных отношениях с Элиотами. Потом подготовил почву. Задал тон довольно-таки примитивной шуткой, позвонив Элиоту и вульгарно намекнув на его интимную связь с соседкой. А только затем пошел на ограбление. Мне было заранее понятно, что придется унести достаточно много материалов для изучения. Поэтому я приехал на машине, провел часть дня, усыпляя многочисленных собак, а ночью влез в дом, собрал нужные мне тетрадки и еще кучу всего для отвода глаз, нарисовал свою похабную карикатуру…
– А потом, как я заметил, – перебил его Эплби, – вы постоянно отмечали остроумие шутника, подчеркивали, что в результате никто не пострадал.
– Но так и получилось. Моей следующей задачей стало превратить ограбление в идиотский розыгрыш, вернув похищенное. Вам известно, как я проделал это. Паук в роли преступника совершил преступление, а Паук в роли сыщика помог найти вещи. Это был первый случай, когда двойственность натуры персонажа Элиота пошла мне на пользу.
Мне крайне жаль, но больше мне нечего вам рассказать. Я не сумел получить желаемого. Находясь в Англии, Бердвайр, несомненно, хранила самые скандальные материалы в банковской ячейке. Все пошло прахом, и можно было ставить точку. Но вы, думаю, уже догадались, как я намеревался использовать материалы, если бы сумел их добыть. Вооружившись компрометирующими фактами, я собирался не лично обрушиться с ними на Бентона, а пустить в атаку на него Паука. У меня возникло предчувствие, что Бентон окажется уязвим для столь необычного нападения, спасует перед чем-то вроде того, что потом на самом деле случилось в Раст-Холле.
– Буссеншут ранее днем изрек почти такую же сентенцию.
– Раздвоенность личности Паука снова можно было использовать для дела: мошенник, который шантажирует, и детектив, разоблачающий шантажиста. Я не успел спланировать всего в деталях, но если бы добыл необходимые факты, получилось бы как нужно, в этом нет сомнений.
На этом мое участие в дальнейшей истории заканчивается. О «Кодексе» теперь больше знает Буссеншут. А меня, разумеется, вывело из равновесия рассказанное мне затем Тимми, его просьба о помощи. И я поступил крайне опрометчиво, поспешив тем же вечером упомянуть имя Бердвайр при Бентоне, когда рядом был Буссеншут. И, естественно, он молниеносно все понял. Буссеншут в буквальном смысле взял «Испанскую миссию» штурмом, легко уболтал не слишком умную леди, узнал страшные для Бентона подробности его прошлого, предъявил ему факты и заставил отправиться в Лондон за «Кодексом». Для Буссеншута все и всегда просто, что дает ему огромные преимущества. Однако после ограбления Бердвайр остальные проделки Паука уже не имели к нам отношения. Тайна остается тайной, но наша «научная» трагикомедии здесь ни при чем.
– Напротив, она может оказаться жизненно важной.
Уинтер покачал головой.
– Не вижу, каким образом. И, кстати, мне до сих пор не понятно, как вы сумели разоблачить меня?
– Дорогой мой, в преступлениях вы – полнейший дилетант. Ваша неуместность в Раст-Холле бросилась мне в глаза с самого начала. Зачем вы туда приехали? Этот вопрос я задал себе в первый же день. Вы же совершенно не годились для расследования причин того рода домашних проблем, какими поделился с вами Тимми. И, без личного интереса к этому делу, обыкновенный здравый смысл заставил бы вас отказаться. Я ведь практически открытым текстом сказал вам об этом, когда вы явились разнюхивать обстановку после кражи Ренуара. Потом я поделился с вами опасением, что в Расте может произойти нечто действительно серьезное, и вы собрались сказать мне что-то важное, но в последний момент передумали. А позже проанализировали ситуацию с весьма подозрительной для дилетанта ясностью: шутка, проделанная А, предположили вы, могла навести Б на идею преступления или жестокого розыгрыша. Но, с другой стороны, ваш рассказ о случившемся в преподавательской гостиной колледжа, когда Бентона испугало упоминание имени Бердвайр, отличалось столь же подозрительной запутанностью. «Манускрипт, найденный Бентоном в Леванте». Я не мог понять, зачем вы вообще о нем упомянули. Но, как уже объяснил, решающим стало появление здесь Бердвайр, когда вы узнали ее и тут же сбежали. Это помогло мне получить от вас первоначальное признание. Затем я имел краткую беседу с Маммери, объяснившим мне огромное научное значение «Кодекса». А все дальнейшее, – усмехнулся Эплби, – как это часто бывает в моей профессии, плод умозаключений.
– Шутка, проделанная А и наведшая Б на идею преступления или жестокого розыгрыша, – если вы считаете это четким анализом ситуации, то разве не признаете тем самым, что мои похождения больше не имели отношения к происшедшему в Расте потом?
