– Подайте мне конец веревки, если сможете.
А секунду спустя все заглушили звуки ломающегося льда, доносившиеся отовсюду.
– Линдсей!
Ответа не последовало. Я лишь бегло взглянул на Кристин Мэтерс и бросился в ледяное крошево.
6
Холод той воды, кажется, навсегда застыл в моих костях. Но, думаю, Ноэлу Гилби пришлось еще хуже. Он кинулся следом за мной, а потом, уже вытащив на берег меня, продолжал поиски один еще почти час. Но я навсегда запомнил, каким до крайности незначительным все показалось потом. Гораздо позже при свете дня стало видно, до чего узкой была на самом деле излучина озера. Узкой и даже не очень глубокой. А мы сражались с плавающими льдинами, словно под нами разверзлась морская пучина. И тем не менее сделали все от нас зависящее. Под внезапным порывом ветра с гор вода вспучилась адской арктической пеной, а неожиданно мощное течение угрожало утащить нас под настоящую толщу льда, почти не тронутую оттепелью, откуда выбраться было бы уже никак невозможно. По крайней мере труп Нейла Линдсея сумели найти лишь через несколько дней.
В какой-то момент меня что-то сильно ударило по голове. Раненный и обессиленный, я, вероятно, достаточно долго пролежал без сознания. Придя в себя, я увидел Уэддерберна, склонившимся надо мной с фляжкой бренди. Рядом стоял сапожник Эван Белл. Я с трудом приподнялся на локтях и задал мучивший меня вопрос.
Уэддерберн лишь покачал головой.
– Никакой надежды не осталось. Он утонул.
– А где мисс Мэтерс?
– Мисс Гатри и Джерви увели ее в дом.
Оглядевшись, я увидел, что рядом со мной лежит спасенный человек. Словно почувствовав на себе мой взгляд, он пошевелился. Даже еще не полностью включившимся в работу сознанием я понял, какая произошла трагедия, и эта мысль, вероятно, отчетливо отразилась на моем лице, потому что Уэддерберн сказал:
– Давайте утешимся тем, что ей теперь не нужно ничего рассказывать, пока не настанет подходящее для этого время.
От удивления и неожиданности я даже вскочил на ноги.
– А Рэналд Гатри? Он же остался жив. Как вы заставите молчать его?
Белл подошел к распростертой на земле фигуре и осветил ее лампой. Потом переместил в круг света одну из рук – два пальца на ней были ампутированы явно уже много лет назад.
– Это Йен Гатри, – сказал он. – Рэналд мертв.
– Мертв? Вы в этом уверены? – В моей голове воцарился полнейший хаос, и я тупо уставился на него.
Старик горделиво выпрямился.
– Уверен. Потому что сам убил его.
Часть VII
Заключение Эвана Белла
1
Вчера я получил письмо от Кристин. На нем марка и штемпель с надписью: Цинциннати, штат Огайо. Поначалу мне казалось, что это где-то на другой планете, но прошел год, и даже я, человек преклонных лет, постепенно привык к переменам. Поразительно, как легко приспосабливаются к изменениям в жизни старики.
Но вот чтобы хоть что-то переменилось в нравах обывателей Кинкейга, так это черта с два! Миссис Джонстон лично доставила мне письмо с почты, а потом минут десять торчала у меня на пороге – так хотелось ей разнюхать что-нибудь про чужие дела.
– Читайте свое послание, мистер Белл, – повторяла она, – а на меня и внимания не обращайте.
Ровно через полчаса явилась школьная директриса, у которой нос казался чуточку длиннее с того дня, когда ей взбрело в голову проехать по долине к большому замку. Не желаю ли я получить пригласительный билет на потрясающий самодеятельный спектакль, поставленный старшеклассниками? Это какое-то чудо детского самовыражения, причем пьесу написал лучший ученик школы, несомненный будущий гений Джорди Гэмли. И, кстати, нет ли у меня каких новостей из внешнего мира?
А за неделю или две до того я получил из Америки другое письмо с менее известным адресом: Сан-Луис-Обиспо, Калифорния. Едва ли на всем белом свете сыщется место более глухое и дикое, заявила тогда миссис Джонстон. И неужели же со мной в переписку вступил какой-нибудь чернокожий, а? Я вскрыл конверт и вынужден был разочаровать ее. Нет, сказал я. Письмо прислал старый школьный товарищ, обосновавшийся в столь отдаленных краях. И отчасти это, вероятно, было правдой. Потому что, как писал доктор Флиндерс, он отлично помнил, как мы с ним сидели в одном классе, когда он ходил в нашу школу, прежде чем его отправили учиться в Эдинбург. Странное воспоминание для человека, который родился в Австралии, когда мне самому уже исполнилось двадцать лет. Но миссис Джонстон, разумеется, не знала об этом ровным счетом ничего.
Вчерашнее письмо от Кристин я принес в дом к доктору Джерви, и мы вместе прочитали его. Мне кажется, он сильно постарел, наш священник, и случилось это буквально за год; его руки заметно дрожали, когда он положил письмо перед собой на письменный стол – Кристин сообщала, что Сибила Гатри раскрыла ей правду о Нейле. Он надолго замолчал, глядя на цветущий сад и церковные поля, в которых уже желтел, созревая, обильный урожай.
– Время все спишет, Эван Белл, – сказал он.
Я убрал письмо в карман.
– Думаете, она еще найдет мужчину по сердцу? – спросил я затем.
– А почему нет, Эван? Быть может, после Нейла Линдсея Кристин уже никогда не сойдется ни с кем из шотландских аристократов. Да и с фермерами у нее теперь едва ли сладится после него. Но перед ней раскрылся новый мир. И заметьте, как смело она уже воспринимает его. Она выбралась из своей раковины, чтобы наблюдать, удивляться, критиковать. И однажды сумеет разглядеть в нем не одни лишь странности, но и красоту, а тогда…
Он встал из-за стола.
– Вот только мы, старина, уже, наверное, не доживем до этого.
А нынче я снова проделал весь путь вдоль долины. Восемнадцать месяцев назад я впервые взялся за перо, чтобы начать это повествование. И мне пришла причудливая фантазия завершить его под сенью замка Эркани.
2
Джон Эплби – умнейший человек из Лондона – признал, что в деле Гатри пришел к неверным выводам. По его словам, он не разглядел всего одного, но очень важного компонента, составлявшего общую картину. Он считал, что не задал самого главного вопроса. Но читатель-то знает: он его задал и задумался бы над ним снова тем же вечером, если бы события не развернулись столь стремительно. Кто выскользнул из учебной комнаты на глазах у Хардкасла и молодого Гилби, когда они направлялись в башню? Вы правильно угадали ответ, читатель. Это был Эван Белл собственной персоной.
Я долго перемалывал в уме странную записку от Кристин, доставленную мне дурачком из замка. Старый тугодум, я только в канун Рождества разглядел ее суть, не ясную, быть может, даже самой Кристин. Это был зов о помощи. Но даже мне самому все представлялось еще в смутном свете, поскольку, пробираясь в непогоду долиной, я лишь говорил себе, что должен по крайней мере с ней попрощаться. Но в глубине души уже понимал – все куда важнее – и предвидел опасность. Иначе я бы ни за что не пустился в путь, который сам по себе мог закончиться для меня плачевно.
