– Ровно тридцать лет назад, товарищ Сталин, Англия и Франция подписали секретный договор, признававший за Россией право на Румелию – европейскую часть Турции, маленький огрызок суши, вдоль которого тянулся западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл. Думается, что пришла пора реализовать тот давний договор. Иначе толку не будет.
Сталин помолчал.
– Согласен, товарищ Рычагов. Румелийская автономная область обеспечит нашему флоту беспрепятственный вход и выход из Черного моря в Средиземное и обратно. Русский князь Олег прибил свой щит на вратах Царьграда… Подготовьте план операции, товарищ Рычагов.
– Слушаюсь, товарищ Сталин.
– И еще… – Вождь нахмурился. – Скажите, товарищ Рычагов, что вас больше всего беспокоит в конфликте с империалистами?
Жилин подумал.
– Соединенные Штаты могли соорудить еще две-три атомные бомбы, товарищ Сталин. И целями новых ядерных бомбардировок наверняка станут города Советского Союза. Вмешавшись в войну на Тихом океане, мы заняли несколько островов сами или помогли их захватить японцам, лишь бы они не достались Америке. Теперь мы более-менее защищены с востока – штатовским стратегическим бомбардировщикам неоткуда взлетать. Но вот южное и западное направление… Тут сложнее.
– Лаврентий клянется, что уже в этом году у нас будет своя бомба. Мы ждем. Вопрос, однако, в ином. Сейчас мы активно поддерживаем Восточно-Туркестанскую Республику, где хватает богатых урановых рудников. Чан Кайши против нашего там присутствия, но, чем бы ни завершилась война этого генералиссимуса с Мао – победой или поражением, нам придется делать выбор: или уходить из Восточного Туркестана и отдавать его китайцам, или оставаться. А что бы сделали вы, товарищ Рычагов?
– Безусловно, остался бы, товарищ Сталин.
Вождь кивнул:
– Жду вас вечером, товарищ Рычагов. С планом операции «Царьград».
Глава 19
Налет
СССР, Севастополь, 3 октября 1945 года
Прикидывая, какие ключики подобрать к Босфору с Дарданеллами, Жилин не заперся в номере гостиницы, чтобы мучить мозг тактическими изысканиями, а отправился обратно в Севастополь, благо было недалеко.
Силы у СССР велики, но не безграничны, как и ресурсы. Тем более что сейчас самое важное – страну поднимать из руин, а война, пусть даже молниеносная, совсем ни к чему.
Когда за окном машины открылась бухта, Иван довольно улыбнулся.
«В прошлой жизни» тут все было иначе. Адмирал Октябрьский оказался обычным дураком, но дурость его выглядела как предательство – вместо того чтобы бороться с врагом, обстреливать немецкие позиции из главного калибра, он вообще не выводил корабли, зато ставил повсюду тысячи и тысячи мин.
Для кого, если единственным кораблем противника в войну была зачуханная румынская канонерка? Зато полдесятка советских пароходов подорвались-таки.
Октябрьский до того боялся Манштейна, что… А! Что толку вспоминать прошлое? Тем более что реальность изменилась – Крым так и не достался фрицам, и хваленому Манштейну надавали пинков. Любо-дорого.
И до чего ж приятно смотреть на уютный, белый Севастополь, не познавший осады и разрухи! Особенно когда знаешь, что приложил к этому руку.
На рейде стояла настоящая армада – линкоры «Парижская коммуна», «Александр Невский», «Киров» и два итальянских линейных корабля, еще не переименованных, – «Имперо» и «Джулио Чезаре». У причалов теснились «старые» крейсеры – «Червона Украина», «Красный Крым» и «Красный Кавказ» – вперемежку с «новенькими» – «Тренто», «Триесте», «Бользано» и «Горицией».
Ближе к северной стороне монументально серели два больших авианосца – «Советская Украина» и «Советская Белоруссия». Эти несли на палубе и в ангарах почти семнадцать эскадрилий истребителей, штурмовиков, легких бомбардировщиков и торпедоносцев.
В соседних бухтах маячили авианосцы полегче – «Орджоникидзе», «Аврора», «Дзержинский», «Щорс», «Чкалов» и «Камо». Каждый почти на сорок самолетов, а это, считай, авиаполк.
Это все была сила. Даже так – Сила! Силища. Флот.
Покинув машину на пристани, Иван пересел на катер, и тот живо домчал его до высоченного борта «Советской Белоруссии».
Жилин поднялся по трапу – прямо в объятия огромного загорелого человека, шумного и громкоголосого Ивернева, командира авианосца.
– Ну, наконец-то, товарищ маршал! – сказал каперанг густым архиерейским басом. – Пожаловали!
Рука Жилина утонула в твердой ручище Ивернева, и ее сжало так, что пальцы слиплись.
– Хорошо, что я не пианист, – проворчал Иван, – а то неделю играть не смог бы. Богатырь хренов…
Каперанг расхохотался, а после, хитренько улыбнувшись, спросил:
– Что? Проливы брать будем?
– С чего ты взял?
Ивернев самодовольно ухмыльнулся:
– А примета такая! Где маршал Рычагов появляется, там жди перехода в наступление. А тут турки нам козу показывают!
– Да уж, что козу, то козу… А чего не летает никто?
– Вчера учения закончились, перехват отрабатывали. Ты не думай, Пал Василич, что мы тут обленились да рассупонились. Не-е… Бдим! Вона, разведчик постоянно в воздухе, эсминцы в море снуют, как те челноки. РЛС на них добрые поставили. Если что приметят, сразу сообщат.
– Это правильно. Самое главное – «летающие крепости» не подпускать…
Иван сощурился, заметив на палубе группу людей в полувоенном и гражданском, с блокнотами и «лейками» в руках. Он узнал Константина Симонова и еще нескольких журналюг.
Тут командира вызвали на мостик, а Жилин прогулялся по палубе, где по линеечке выровнялись истребители «МиГ-15» – дежурная группа. Заправленные, с подвешенными ракетами, они были в полной боевой готовности.
Пилоты стояли тут же. Ни с кем из них Иван знаком не был, но вот его знали все.
– Здравия желаем, товарищ маршал! – белозубо улыбнулся летчик с облупленным носом и выгоревшими на солнце волосами цвета соломы.
– И вам не хворать.
В это время взвыла сирена, а на палубу выбежал командир корабля.
– Накаркал! – выдохнул Ивернев. – Чуть ли не сотня самолетов прет с юга на Крым! Девятку «Б-29» опознали!
– А, ч-черт…
Жилин метнулся к пилотам, разбегавшимся по самолетам.
– Кто командир?
– Я, товарищ маршал! – выскочил вперед давешний белобрысый. – Майор Ляхов!
– Самолет, майор! Живо! И передайте своим: один из «Б-29», вряд ли пара, может нести урановую бомбу!
– Понято! Ох, батюшки!..
Самолет для маршала нашелся быстро. Жилин быстро сменил маршальскую фуражку на шлем и залез в кабину. Уселся, пристегнулся, и руки уже сами проделывали заученные движения.
