Но про это я уже слушал краем уха: молодая женщина мне нравилась все больше, и в голове зашевелились определенные мысли. Еще бы — столько времени без женщины, а я, надо признать, за несколько лет нашей совместной жизни с Татьяной порядком отвык от подобных перерывов.
Юмико, по-моему, была не прочь продолжить знакомство. Правда, когда я заикнулся насчет номера ее телефона, японка отказалась мне его назвать. Может, это у них не принято, может, еще какие тому причины, но, в конечном итоге, мы договорились, что как только я выберусь с территории миссии, то пришлю ей сообщение по электронной почте на адрес их организации.
Она не стала спрашивать «зачем», и это настраивало на определенные мысли. Мы тепло попрощались, а потом я, спрятавшись во внутреннем дворике, устроил-таки себе перекур. Грех, конечно, но что поделать…
Сэйго пришел примерно в два часа. Грустный. Но зато оказалось, что наши тревоги в большинстве своем напрасны. Во-первых, в полицейском управлении у него приняли заявление и пообещали, что примут все меры. Тем не менее, зная неповоротливость бюрократической системы, Такэути решил подстраховаться в частном охранно-сыскном бюро и нанял человека, который бы обеспечил ему безопасность, когда он сделает визит домой и в фирму «Токида» (эти расходы он не стал засчитывать в мою долю). Что касается трофейной дискеты, то на ней оказалась примерно та же информация о деятельности «Токиды», что забрали бандиты из папки Кидзуми, в том числе и о ее деятельности на территории России. Предположения Панайотова были верны — господа якудза действительно собрались приступить (или уже приступили) к производству синтетических наркотиков типа «экстази». Сэйго на всякий случай сделал две копии с дискеты; одну оставил у себя, другую — дал мне, а оригинал, по его словам, положил в банк.
Никакими засадами и прочими неожиданными неприятностями нигде не пахло. Настроение у Такэути испортилось, в основном, из-за того, что у жены за время отсутствия Сэйго серьезно ухудшилось состояние здоровья (я так и не понял, что с ней, но лишних вопросов задавать не стал). В «Токиде» Сэйго вежливо уведомили, что в его услугах фирма более не нуждается и, выдав расчет и документы, пожелали успеха в скорейшем трудоустройстве.
— В Исияме есть возможность снять недорогую комнату, — сказал Сэйго. — Здесь, в Саппоро, тебе денег хватит на три дня, а я не уверен в том, что мы так быстро сделаем наше дело.
Признаться, я тоже на это не надеялся. Я с некоторых пор вообще перестал рассчитывать на то, что из нашей авантюры может выйти хоть что-то путное. Мы поблагодарили отца Серафима за гостеприимство (от денег он опять твердо отказался, но заявил, что если мы пожертвуем определенную сумму, переведя ее на счет миссии в банке, он будет нам за это весьма признателен).
Словом, примерно сутки спустя я наконец обрел нечто вроде свободы передвижения. Мы с Сэйго не стали посещать офис побратимской организации (еще не хватало мозолить язык, рассказывая местным русофилам о моих приключениях!), а направились прямиком в университет, где Сэйго надеялся встретить старых знакомых и получить у них несколько справок относительно дальнейших поисков.
Нельзя сказать, что это было наивным или же просто неудачным шагом: кое-что Такэути нашел почти сразу же. И не что-нибудь, а упоминание о самурае Тамоцу Дзётиине, проживавшем на Хонсю в начале 17 века. Оказывается, какой-то неведомый нам исследователь по имени Тинами Юдзумори несколько лет тому назад добрался до данных, которые позднее таинственным образом исчезли с сервера информационной сети. Этот исследователь написал монографию о социальном положении разных слоев японского общества тех времен, а посему коснулся одного из моих далеких предков лишь походя, используя его как характерный пример представителя своего сословия. Отмечалось, что сроду не ходивший по морю самурай, как только получил приказ от своего господина пуститься в плавание, без колебаний нанял корабль с командой и отправился в некую экспедицию, из которой не вернулся.
— Он знал, что не вернется, — заметил Такэути. — Или, по крайней мере, догадывался. Во всяком случае, он уже был запрограммирован на то, чтобы отдать жизнь за своего даймё в этой экспедиции.
— Почему ты так решил?
— Омамори. Наверняка он оставил его дома.
— Тебе не кажется, что в нашей истории запахло морем, Сергей?
— Кажется.
— Я вспомнил хайку Кидзуми. Почему он упомянул «морскую пучину» и «сердце спрута»?
— Ну, «сердце спрута» — это типичная метафора. Но, вероятно, он что-то знал… Надо найти автора монографии. И как можно скорее. Пока на него не вышли бандиты.
— Или коллеги Кидзуми.
— Сложно сказать, насколько опасны методы работы этого тайного общества, — заметил Сэйго. — Но если в дело вмешаются якудза, то они следов не оставят…
— Кстати, а что ты думаешь о тех двоих?
— Или они не доплыли до родных берегов, что, в общем-то, маловероятно, — море, конечно, не особенно теплое, но и далеко не ледяное, а матросские спасательные жилеты — вещь надежная, или… Скорее всего, кто-то просто отменил приказ.
— Почему?
— Спроси лучше у них, — посоветовал Сэйго и негромко засмеялся. Если бы мы сидели не в университетской читальне, он, наверное, захохотал бы громче.
Комнату в Исияме для меня нам удалось найти без особых хлопот. Это было довольно тесное помещение в типично японском доме со сдвижными дверями-стенками, выполненными в виде деревянных рам, затянутых плотной бумагой. Назывались эти предметы интерьера «сёдзи», и они вызвали у меня некоторое опасение на предмет общей безопасности — мало ли, кто окажется у меня в соседях. Сэйго только хмыкнул:
— Это на Хонсю в таком доме, да еще в крупном городе никакой идиот жить не будет — в тех краях на хулиганов никакой управы нет. А здесь места тихие. К тому же якудзу, — он понизил голос, — и стальные стенки не остановят. Самое главное, что этому дому не страшно даже восьмибалльное землетрясение.
— А что, здесь часто трясет?
— Хоккайдо — как раз не очень. Но землетрясения — вещь непредсказуемая.
Стоимость семи квадратных метров в сутки составляла одну тысячу иен, что в пересчете на доллары — меньше десятки. По сравнению с любой гостиницей в Саппоро, где пришлось бы отваливать примерно по сто баксов ежедневно, баснословно дешево, а комфорт… Ну что ж, японцы только в этом столетии стали пользоваться столами и кроватями, да и то не все, а раньше ведь не жаловались. Чем я хуже своих предков?
На автора монографии о социальном положении японцев семнадцатого века Такэути вышел уже назавтра, по его словам, даже не выходя из дома. Несколько звонков в родную альма-матер решили дело. Пришлось, правда, немного помистифицировать собеседников, но телефон господина Тинами Юдзумори он узнал быстро, а его переговоры с пожилым профессором университета в конечном итоге привели к тому, что тот согласился принять визитеров у себя на кафедре в конце рабочего дня, в семнадцать тридцать, и уделить нам полчаса, но ни минутой больше.
