— А-а-а, врёшь, не возьмёшь! — Афанасий сорвал шлем, враскоряку добрался до кресла первого пилота, с трудом вытолкал безвольное тело Кости, сел за штурвал.
На пороге за его спиной возник тенью Марин.
— Командир, что происходит?!
— Нас атаковали, не мешай!
— Помощь нужна?
— Помоги привести в чувство лётчиков.
Дохлый, ворочаясь как слон в посудной лавке, но, к счастью, не задев рычаги управления, уложил пилотов на пол, измазался рвотой, выдал несколько матерных выражений во весь голос, начал делать искусственное дыхание Косте.
Афанасий, облившись по́том, треснул себе ладонью по щекам дважды, — чтобы прояснилось зрение, не обращая внимания на дурноту, подступавшую к горлу, грозящую устроить извержение грязевого вулкана, — нацепил шлем Кости, пробежался глазами по консоли пилота, мигающей вразнобой индикаторами. «Ил‑96» он не пилотировал никогда, но, ещё будучи офицером антитеррора ФСБ, изучал все типы военных и гражданских самолётов и проходил практику на военном аэродроме в Воронеже, летал на «сушках» и «мигах», поэтому в индикаторах и рекомендациях компьютера самолёта разобрался быстро.
Самолёт не успел сорваться в штопор.
Афанасий полностью открыл дроссельные заслонки правого, чихающего двигателя, потянул штурвал на себя и вправо, чувствуя сопротивление массивной машины, задержал сваливание влево и, едва не свернув себе плечи, повернул самолёт вправо, краем глаза заметив, что они снизились за это время всего на четыре километра, выходя из зоны ветродува и каскада молний.
— Ох! — послышался страдающий голос Витюши.
Зашевелился и Костя.
— Пусти… я сам…
Дохлый выпрямился, измазанный в жёлтое и коричневое. У него дрожали руки, по лицу катились капли пота, и выглядел он как после приземления без парашюта в деревенский коровник.
— Вот мля, хрен теперь отмоешься! — Подумав, он сел на пол. — Последняя падла буду, если не найду этого подонка, кто по нам стрелял, и сделаю из него бешбармак!
— Иди к себе, — вяло попросил Афанасий, вылезая и помогая Косте занять пилотский трон.
Дохлый, бормоча: «Где ваша грудь? Хочу на ней поплакать», — полез в пассажирский салон, обтирая лицо и руки носовым платком.
Афанасий упал в кресло, натянул шлем.
— Центр…
— …вола молчишь?! — заорал в уши полковник Семёнов. — Что у вас происходит?!
— Всё в порядке, первый-третий, летим.
— Все живы?!
— Вроде… наверно… минуту. — Афоня связался с операторами. — Вы как там?
— Терпимо, дышим, — ответили ему.
— Уксус, Шило?
— Тоже дышат.
— Первый-третий, живём.
— Е-третий удрал, наши пацаны загнали его аж за Швецию! Больше не сунется.
— Возвращаемся в зону, на пару импульсов нас хватит.
— Если честно, хотел просить вас об этом… только ради бога не рискуйте!
— Без риска не получится, там всё стреляет и сверкает. Нам бы прорваться сквозь молнии в центр ундуляции, под «пузырь».
— Не сможете — возвращайтесь домой.
— Сможем, если по нам больше не будут стрелять. В связи с этим у меня идея — сделать самолёт-ловушку, без наших прибамбасов, но с ракетами «воздух — воздух» и конкретным вооружением. Самолёт один в один — такой же «Ил», будем запускать вперёд, а мы за ним.
— Дома разберёмся, жду. — Голос Семёнова улетел в космос.
Перед самолётом проявился конус золотистого сияния, обращённый острой вершиной из верхних слоёв атмосферы к городу на Неве.
— Костя — туда!
— Понял уже. Обойти бы зону разрядов…
— Сверху мы не сможем, снизу разве что?
— Двигатели пока фурычат, но идут постоянные сбои авионики.
— Делай всё, что можешь. Евгений Свиридович, включайте машинку.
— Да она всё время была включена.
Афанасий остолбенел.
— Что?! Работает… до сих пор?!
— Ну да, вы же не приказывали отключить.
— Ёханый бабай! — Афанасий представил, как штанги крепления излучателя не выдерживают перегрузки, конус неймса накреняется — и от половины самолёта остаются только кончики крыльев.
— Выключить?
— Нет-нет, пусть работает, возвращаемся в зону ПНД.
— Командир, мы летим в подобии коридора, — сообщил капитан Дятлов, не понявший, что произошло. — Молнии нас обходят.
Афанасий окончательно справился с нервами.
— Почему?
— Думаю, это работа генератора, он создаёт зону рекомбинации атомов воздуха, в которой электропотенциалы гаснут, ионы отдают заряды большому объёму ионизированного воздуха.
— С ума сойти! Мы сделали открытие?
— Нет, оно уже существует.
— Жаль.
Самолёт вошёл в зону свечения, его тряхнуло и стало дёргать из стороны в сторону, но уже потише, чем в первый раз.
— Костя, выше!
— Не получается, командир, мощность движков упала на двадцать процентов.
— Ещё три-четыре галса.
«Ил» повернул.
Они сделали десять галсов, пока Костя не изрёк:
— Всё, топливо — ёк!
— Нас ждут в Пулкове, до Москвы не дотянем?
— Нет.
Афанасий связался с Центром:
— Садимся в Пулкове. Есть какие-нибудь сдвиги над Питером?
— Ионизация линзы упала ниже критической, — затараторил дежурный, захлёбываясь словами. — Разряды ослабели, земли не достигают, скукоживаются на глазах, ветер стихает!
— Слава богу, не зря мучились. — Афанасий выдохнул сквозь сжатые зубы, расслабился, чувствуя уходящее нервное напряжение, как удалявшуюся грозу. Заныли натруженные руки.
Самолёт начал разворот. Справа, высоко вверху, вдруг образовалась удивительная световая конструкция, напоминающая гигантские призрачные крылья, красные внизу — золотые вверху. Пилоты уставились на неё как на явление Ангела Господня.
— Мама моя! — пробормотал впечатлительный Витюша.
Из пассажирского салона донёсся взрыв голосов: там тоже увидели «крылья».
В памяти всплыли стихи:
Я помню — в мощи этих крыл
Слились огонь и мрак —
В самом же взлёте этом был
Подмосковье, г. Королёв
8 октября, 11 часов утра
Командующий ВГОР сделал в кабинете перестановку, по большей части — голографическую, так как книжные шкафы и полки с моделями генераторов — «Тополей», «Королей» и станций остались на месте, и гости совещания, прибывавшие один за другим, с любопытством знакомились с новшествами, рассаживаясь вокруг продолговатого стола заседаний.
