Дверь в комнату отворилась, и вошла стройная девушка, одетая в длинное закрытое платье. В руках у нее был тазик с водой. Увидев, что Сергей пришел в сознание, она покраснела от смущения и тут же выскочила.
Разумовский не знал, кто была эта девушка, похожая на ангела. Запомнились ее черные глаза, выразительные, ясные и живые.
Переодевшись, Разумовский вышел в коридор. Перед дверью на стуле сидела пожилая полная женщина.
— Проходи за стол, — сказала она по-чеченски женщина, вставая, — обед накрыт.
В зале стоял большой обеденный стол, на котором были различные блюда. Тарелка горячих чепалгаш на пару с жареными куриными потрошками источали настолько притягательный аромат, что желудок Разумовского, отвыкший за последние дни от нормальной пищи, заурчал. Сергей сел на отведенное ему место, и женщина тут же поставила перед ним тарелку и исчезла на кухне.
Пока Сергей накладывал еду, женщина, вернувшись, поставила на стол крынку с прохладной водой, тарелку домашнего сыра и свежеиспеченных лепешек. Немного погодя в дверях появилась та самая девушка, которую Сергей спугнул своим пробуждением. Опустив глаза, она тихо приблизилась к Разумовскому и, наполнив его стакан водой, так же тихо удалилась.
На пороге вновь возникла пожилая женщина и поторопила девушку.
— У нас не принято засматриваться на чужих женщин, — с легкой укоризной произнесла она.
Отведя в сторону взгляд, Разумовский ответил на чеченском:
— Прости! Обед воистину вкусен!
— Я — Макка, — сказала женщина — нена
[14] этого дома.
Разумовский посмотрел на женщину, в которой едва ли можно было узнать агента — связника 2-й Службы.
— Амир, — только и ответил он.
с. Даттах Чеченской Республики, конец марта 2009 года
Наступило красивое время года, которое только может быть в предгорных районах Чечни. Весна.
Еще совсем не жаркая, но уже и не холодная пора, когда солнце отражается от вершин, простирающихся насколько хватает взгляда вдоль горизонта, сотней тысяч ярчайших и чистых, словно бриллиант, искр, и переливается, перепрыгивая с одной сопки на другую. Воистину прекраснейшее и величественное зрелище, переполняющее душу каждого рожденного в этих местах горца чувством гордости за землю и дом.
Часто, когда закат озарял снежные шапки гор багряным светом, Амир Загоев выходил из дома и часами смотрел на красоту природы. В неспокойные для Чечни годы, когда прекрасная земля, что дарила живущим здесь людям кров, тепло и пищу, теперь стала бесплодной, отравленной долгой войной, закат в горах оставался единственным прекрасным моментом, очищающим душу, снимающим напряжение и приносящим мир и покой в сердце.
В один из майских вечеров Амир по обыкновению устроился на стуле, укутавшись в сшитые специально для него шкуры, чтобы не продувал дувший с гор холодный ветер.
Амир Загоев был приближенным амира Ножай-Юртовского района Чечни полевого командира Гагкаева Сулимана Вахаевича, чье влияние простиралось намного дальше официально «отданной» ему под управление территории. Сулиман, будучи человеком воистину суровым, воспитанным суровой жизнью в горах, заставил уважать себя. С врагами он расправлялся жестоко и молниеносно.
Поговаривали, что отец Сулимана, Ваха, оставил своего десятилетнего сына где-то в горах с одним ножом и куском хлеба, чтобы он стал настоящим горцем.
И именно там маленький мальчик научился выслеживать добычу. Он часами неподвижно лежал на сырой земле или в снегу, полагаясь только на собственные силы. Он подавлял любые чувства, будь то сострадание, любовь или страх, потому что они делают человека мягким и уязвимым. Именно в те моменты он понимал, что только абсолютная власть и жестокость делают жизнь безопасной. А значит, надо уничтожать безо всякой жалости всех, кто посягает на твой авторитет и главенство в стае, которое он тогда для себя определил.
Сулиман вернулся в родной аул с полной луной по прошествии более восьми месяцев. Вернулся ночью, когда все уже давно спали и только собаки подвывали на полную луну, следуя слепому животному инстинкту. Сулиман тоже следовал инстинкту, в тот момент он мало чем отличался от хищного зверя, бесшумно пробираясь к дому, из которого его вышвырнули в горы: выживешь — хорошо, не выживешь — такова судьба. Все в руках Аллаха! И Всевышний даровал мальчику жизнь, закалив его волю и тело.
Дверь поддалась без проблем, не скрипнув петлями. Тенью проскользнув внутрь, Сулиман направился прямиком в спальню отца — хозяина дома. Все произошло быстро, Ваха даже не проснулся, когда остро заточенный клинок, который он сам же и передал сыну, легко вошел в горло, и алая кровь растеклась по подушкам и постели. Так началось восхождение «волчонка».
У Амира судьба была похожей, отчего и нравился дяде. Конечно, Амир не боролся за жизнь в горах, без каких-либо средств к существованию, кроме ножа и надежды, но и ему выпала нелегкая доля: пережить смерть близких. Амир видел, неизвестный мужчина в маске и камуфляжной форме расстрелял из автомата его мать, которая бросилась защищать отца. А потом та же участь настигла и старших братьев — Ризвана и Расула, сестер — Макку и Абиду. Амир запомнил треск автомата и крики страха и отчаяния. Самого Амира, видимо, уберег Аллах, начертав на ладонях особые линии судьбы.
Уже много позже, когда Амир попал к Гагкаеву, семья которого приютила и поставила его на ноги, Сулиман в ярких красках описал, кто расстрелял его семью и почему. После этого у Амира не оставалось сомнений, какая судьба предначертана ему Всевышним.
— Дядя еще не вернулся? — не поворачиваясь, спросил Амир у подошедшей девушки, которая старалась двигаться бесшумно.
— Нет, Амир.
Девушку звали Зуля, младшая из дочерей Гагкаева Сулимана, которая была совсем на него не похожа: пошла в мать.
Пышные, насыщенного черного цвета волосы были аккуратно убраны под шелковый платок — подарок Амира на недавно отпразднованное семнадцатилетние. Большие, выразительные карие глаза и алые губы подчеркивали нежные и плавные черты лица. Зуля носила закрытые платья с длинным рукавом, как требовали обычаи, но даже эти одеяния не могли скрыть плавных изгибов молодого женственного тела.
— Они запаздывают, — после некоторой паузы сказал Амир, — может, поехать навстречу?
Зуля не ответила. Она только стояла у него за спиной, кутаясь в шерстяной платок — к вечеру с гор дух ветер, пронизывающий до костей.
— Скажи нене, что я буду собираться. — Амир встал, оставив шкуры, которыми укрывался, на стуле. И только сейчас заметил наворачивающиеся на глазах девушки слезы.
— Что случилось? — Он обнял Зулю за плечи.
— Отец сказал, что к исходу осени отдаст меня замуж. — И первые слезинки скатились по щекам. — Я уже взрослая и должна приносить мальчиков, чтобы земля наша полнилась новыми воинами. Ибо так угодно Всевышнему.
