Мгновением позже острая боль пронзила тело, и Амир, охнув, как подкошенный рухнул на колени. В голове зазвенели колокольчики.
— Я знал, — сквозь звонкую пелену различил он голос, отдававший неприятной резкостью южного акцента, — что тебе нельзя доверять.
Перед Амиром стоял сын Гагкаева Ислам.
— С самого начала. С того момента, как ты появился в нашем доме, — он снова — с еще большей злобой — ударил Амира по спине, и тот завалился набок, — я понял, что тебе нельзя верить. Шакал.
Ислам со всей силы ударил лежавшего на земле Амира ногой в живот.
— Я видел, как ты выпустил этих русских шакалов!
Но Амир, корчась от боли, едва понимал, что говорил Ислам.
— Ты же меня не слышишь, — ехидно бросил Ислам, ему хотелось снова поддеть Амира ногой, но он удержался, — но ничего, я верну их. Посмотришь, что я с ними сейчас сделаю.
Боль понемногу отступала, и Амир увидел, как двое сподручных из собранной лично Гагкаевым-младшим банды втолкнули во внутренний двор обессиленного спецназовца, а затем Хемлева.
— Где третий? — недовольно гаркнул Ислам.
— Третий смог уйти в лес, — растерянно ответил один из бандитов, — ночью мы его не найдем.
— Идиоты, — выругался Ислам.
Пока Ислам разбирался с членами банды, ощущение реальности постепенно возвращалось к Амиру, и он смог подняться. Немного пошатываясь, оперся о стену хлева. Спина и живот, куда пришлись удары, нещадно болели.
— О! — удивленный столь быстрым восстановлением, воскликнул Ислам, сожалея, что не ударил в третий раз. — Ты пришел в себя? Значит, ничего не пропустишь!
Довольный, Ислам вытащил боевой нож, походивший скорее на тесак, и, встав за спиной Хемлева, быстрым движением перерезал ему горло.
Правда ли, что перед смертью человек видит всю свою жизнь? Хемлев никогда не задумывался над этим, и, когда об этом говорили по телевизору или писали в газетах, он не верил.
Бесконечные яркие картинки, стремительно сменяя одна другую, мелькали перед глазами Хемлева, унося в бесконечный водоворот воспоминаний.
Вот…
…Алексей, шестилетний пацаненок, только-только примчавшийся с улицы и едва успевший сполоснуть холодной водой руки и лицо, видит маму. Она принесла полную крынку сладкого свеженадоенного козьего молока. И он припал к крынке, за раз выпив половину большими жадными глотками…
Или…
…Милая девчушка из параллельного класса, что всегда носила две косички, отчего-то казавшиеся Алексею нелепыми, не по годам развитая и похожая скорее на ученицу выпускных классов, чмокнула Хемлева в щеку, улыбнулась в ответ на подаренную им розу и убежала в класс. А он, растерянный и смущенный, зарделся…
А когда…
…Мама смеялась, звонко и искренне, когда он, будучи слушателем Академии ФСБ России, приехал на летние каникулы домой и вызвался помочь подоить коз, которых матушка по-прежнему держала, и не смог даже подступиться к ним. Такой живой и радостной он не видел ее давно…
Обрывки воспоминаний проносились словно в тумане…
…Романтичной мелодией звенели колокольчики, в глаза бил яркий свет, сердце бешено стучало, а дыхание замирало. Она сказала ему: «ДА»…
…А потом тьма окутала яркие воспоминания и разом поглотила, унося в небытие. Алая кровь фонтаном брызнула на землю. Ошарашенный и ничего не понимающий, Алексей Хемлев инстинктивно схватился обеими руками за горло, хрипя и задыхаясь. Просачиваясь через пальцы, кровь обильными потоками лилась по шее, затекая под грязную и местами изодранную форму, оставляя липкие темные разводы. Он попробовал подняться с колен, повернулся в сторону, где стоял Амир, но тут же повалился на землю.
В последние мгновения перед смертью во взгляде Алексея читались лишь тоска и боль.
Этот взгляд прожег Амира. Хотелось кричать в тупой злобе, которая, заглушив боль от ударов, застлала сознание, но он не смог. Немая горечь сдавила горло. И, произнеся только «Леха», он опустился на колени перед бездыханным телом Хемлева, из горла которого небольшими пульсирующими струйками продолжала течь кровь.
— Смотрите, — весело бросил Ислам, обращаясь к сподручным, — какая жалость, пес переживает о смерти неверного.
Бандиты усмехнулись.
— Со вторым будет так же, Амир!
Ислам схватил спецназовца за волосы, готовый и ему перерезать горло. Однако тот резким и неожиданным для Ислама движением сильно ударил его в живот. Собрав остатки сил, пока бандиты не опомнились, он пнул между ног того, что был справа. Бандит сложился пополам и в следующую секунду получил коленом в лицо. Потеряв сознание, он рухнул на землю.
Затем раздались два выстрела: стрелял Ислам — из пистолета «стечкин».
* * *
— Что там произошло? — властно спросил Сулиман, пока Зуля обрабатывала саднившие раны на спине Амира.
Амир ответил не сразу.
Когда спецназовец, имени которого Амир так и не узнал, упал на землю, из-за его пояса выпал пистолет, который он ранее передал Хемлеву.
Амир думал недолго. Яростная злоба и инстинкт все сделали сами: совершив длинный кувырок вперед, он подобрал выпавшее оружие…
— Мне не спалось, амир, — обратившись с почтением к Гагкаеву, начал Амир, — ведь вы принесли много хороших новостей. Поэтому я решил выйти во двор и подышать свежим воздухом. Тогда-то я и увидел Ислама и двух моджахедов из его отряда, да дарует им Аллах свое благословение.
— Что они там делали, Амир?
…Первым прицельным выстрелом в голову Амир положил второго бандита, двумя последующим, пришедшими в область солнечного сплетения, самого Ислама…
— Они вывели из хлева пленных русских, — продолжил Амир, — я понял, что Ислам задумал свершить самосуд над ними, вопреки вашей воле.
— Ислам… — пробурчал Сулиман, — он никогда меня не слушал. Ослушался и сейчас.
…Амир видел, как умирал Ислам, лежа на спине, захлебываясь собственной кровью, тоненькими ручейками вытекавшей изо рта.
— Ты знаешь, кто я? — присев, тихо спросил он у Гагкаева-младшего.
Ислам едва заметно покачал головой.
— Я скажу тебе!..
— Я попытался вмешаться, но один из моджахедов Ислама, ударил меня в спину, крикнув, что я недостойный сын рода. Это тот, которого вы нашли еще живым.
— Шакал! — взревел Сулиман. — Завтра его повесят за яйца, а потом запихнут их ему в глотку.
В глазах Амира вспыхнул огонек.
— Я обо что-то ударился, потерял на время сознание, а когда очнулся, то увидел, что один из русских лежит с перерезанным горлом, а второй положил сначала одного моджахеда…
