Кривошеев и все присутствующие были поражены.
— Капитан… — вымолвил Кривошеев.
— Простите, товарищ генерал армии! Разрешите идти? — Игорь уже собирался уходить, когда голос генерала Кривошеева остановил его:
— Игорь Владимирович, хотел бы вам задать один вопрос. Разрешите?
Из уст генерала слово «разрешите!», обращенное к капитану, звучало несколько неожиданно и обескураживающе. Игорь слегка растерялся.
— Конечно, — промямлил он в ответ.
— Игорь Владимирович, та ваша просьба о том, чтобы поехать в республику, обусловлена стремлением к возможным преференциям в будущем или это, скажем так, дело чести?
— Боюсь, я не совсем понял вашего вопроса, товарищ генерал.
— Ладно, я спрошу прямо. — Кривошеев задумался, не желая, чтобы его слова прозвучали грубо. — Эта личная просьба связана с нашим «общим другом»?
— Если я правильно понимаю суть того задания, которое выполняет там Разумовский, и его положение, то, с учетом новых обстоятельств, шансы выбраться из планируемой передряги почти равны нулю.
Игорь внимательно следил за реакцией Кривошеева. Генерал кивнул, согласившись.
— Я хочу вытащить его оттуда живым, — закончил Кириллов, — поймите правильно, я не могу бросить друга.
— Понимаю, — вздохнув, сказал Кривошеев.
И он действительно прекрасно понимал. Ведь когда-то, в далеком 1982 году, он, будучи чуть старше, чем капитан Игорь Кириллов сейчас, так же не мог бросить в плену у афганских моджахедов бойцов разведывательного отряда.
— Считаете, что у вас получится? — спросил Кривошеев у Игоря.
Тот, пожав плечами, ответил:
— Не могу знать, Константин Сергеевич! И, не попытавшись, не узнаю. Но в случае, если он погибнет, не хочу винить себя оставшуюся жизнь за то, что, испугавшись, даже не попытался помочь. Мы давали клятву защищать и охранять страну, ее идеалы, даже ценой собственной жизни. Но еще крепче мы связаны клятвой с боевыми товарищами, и именно эта клятва делает нас теми, кем мы являемся. А предав друзей, мы потеряем право оставаться самими собой.
И впервые за долгое время Кривошеев преисполнился гордости за тех, кто служит в органах. Не мнимые результаты и количественные показатели всегда говорили о доблести органов безопасности, а люди, связанные между собой долгом, честью и братской любовью, готовые всегда прийти на помощь только потому, что именно так, и никак иначе, они считали правильным поступить и не видели иного пути.
— Сегодня мы подготовим телеграмму, — сказал Кривошеев, — вас там встретят, Игорь Владимирович! Можете собираться.
Улыбнувшись, Кириллов поблагодарил генерала:
— Спасибо, Константин Сергеевич! — И вышел из кабинета.
А Кривошеев, погруженный в собственные мысли, сказал скорее уже сам себе:
— Нет, капитан! Это тебе спасибо.
Чеченская Республика, г. Грозный, несколькими часами позже.
С того самого дня, когда Смирнитский, опечатав кабинет, сдал ключ и выехал с подразделением в предгорные районы Чечни, как говорили руководители Управления, для осуществления более эффективного противодействия орудовавшим бандгруппам, прошло около двух лет. И теперь снова оказаться в старом и в то же время в новом кабинете для полковника было непривычно.
Помедлив перед входом, Анатолий Иванович сорвал бумажку с надписью «Опечатано» и вошел. Внутри ничего не изменилось, вещи лежали на тех же местах, где и были оставлены, разве что покрылись толстым слоем пыли, отчего Смирнитский чихнул.
— Надо бы убраться тут, — потирая нос, буркнул он сам себе.
Уборщица возмущалась еще долго после того, как привела кабинет почти в идеальное состояние. И Смирнитский ее понимал, на месте уборщицы он бы тоже так же возмущался, а возможно, и куда сильнее.
— Спасибо, — улыбаясь, лишь сказал он ей, на что женщина ответила недовольным бурчанием и удалилась по длинному коридору.
И все-таки полковник Анатолий Иванович Смирнитский чувствовал облегчение, вернувшись в Управление. Да и утро выдалось солнечным, оно бодрило свежестью и радовало глаз игрой цветов. Анатолий Иванович наполовину приоткрыл окно, впуская в кабинет ароматный воздух.
В дверь постучались сразу же, не успел Смирнитский поудобнее устроиться в кресле. На пороге появился сотрудник в камуфляжной форме и с красной папкой в руках.
— Разрешите, товарищ полковник? — спросил он.
Смирнитский движением руки пригласил его войти.
— Что у вас?
— Телеграмма из Москвы, срочная, — сотрудник ловко выудил из папки документ и передал его Смирнитскому.
Радость постепенно таяла, словно мороженое в июльский полдень, по мере того как Анатолий Иванович читал поступившую из 1-й Службы срочную телеграмму.
— Спасибо, — недовольно буркнул Смирнитский вслед уходившему сотруднику, столкнувшемуся в дверях с Максимом Доментьевым.
— В чем дело, Анатолий Иванович? — спросил он, проходя в кабинет. — Не радует возвращение к нормальным условиям работы?
Полковник ответил не сразу.
— Москва, будь она неладна… — Он с пренебрежением отбросил телеграмму в сторону.
— Чем уже с утра насолила Москва? — улыбаясь, спросил Максим.
Смирнитский махнул рукой в сторону телеграммы.
— Смотри, — процедил он.
Доментьев взял со стола документ и быстро пробежал глазами по тексту.
— Приданный сотрудник? — удивленно пробормотал Максим, вопросительно глядя на полковника.
Смирнитский пожал плечами.
— Вот получается, что да! — воскликнул Максим.
— Только что поступила, так что знаю не более твоего, Максим. Если, конечно, ты не в курсе происходящего.
По выражению лица Доментьева Анатолий Иванович все понял без слов.
— Ясно, — недовольно пробормотал он себе под нос, — вот предписано встретить второго августа в аэропорту и включить в группу блокирования. А я даже не знаю, кто это такой и способен ли он выполнить поставленные задачи. И это за неделю до проведения мероприятия. Что у вас там в Центре творится? Чем вообще думают генералы, давая такие указания?
Но Доментьев знал не больше Смирнитского, и эта новость его также не радовала.
— Ладно, Анатолий Иванович, — произнес Максим, желая как-то сгладить недовольство начальника, — раздражаться сейчас нет смысла. Встретим его, а дальше посмотрим.
Смирнитский смерил Доментьева негодующим взглядом.
— Максим! — жестко бросил он. — Этот сукин сын Гагкаев не рябчик, а мы не на увеселительную охоту выезжаем. Он убил двух сотрудников, просто перерезав им глотки, и глазом при этом не моргнул. Каждый, кто задействован в операции, имеет счеты с ним. И все, что я хочу, это увидеть труп Сулимана. И никакие всезнайки-сотрудники из Центра, которые вечно лезут учить, как надо работать и что делать, мне тут не нужны!
