— Ну, ладно, — укладываясь в кровать, сказала Лиза, — завтра, так завтра. Но учти, — она постаралась скопировать манеру разговора отца, — завтра у тебя будет один выбор: или читать мою сказку, или которую я тебе покажу.
— Как скажешь, Лиза, — вставая, ответил он.
— Папа! — окликнула Смирнитского дочь, когда он уже собирался выключить свет.
Тот застыл: что-то недетское прозвучало в ее голосе в тот момент. И это одновременно и испугало, и насторожило его.
— Да, дорогая, — наконец произнес он.
Лиза села на кровати.
— А почему ты солдат? — спросила она.
Не готовый к такому вопросу, Смирнитский не нашелся с ответом.
— Это из-за того, что ты солдат, вы с мамой ругаетесь? — задала следующий вопрос девочка. — И тот другой дядя приходит к маме тоже поэтому?
Сердце Смирнитского закололо.
— Когда-нибудь, — с трудом произнес он, — ты поймешь, что есть такая профессия — Родину защищать.
— А я тоже родина? — спросила дочка.
На что Смирнитский кивнул.
— Спи, дорогая. — И он, выключив свет, вышел.
Кириллов несколько раз сильно хлестнул Смирнитского по щекам, пока его глаза не приоткрылись. Потом Игорь открыл флягу и прислонил горлышко к губам полковника, почти насильно влив тому в горло последнюю воду.
Только он собрался продолжить подъем, как за спиной раздались хруст веток и топот ног.
— Пора идти, Иваныч! — Кириллов левой рукой перехватил перекинутую через шею руку полковника, правой обхватил его за пояс и быстро — насколько позволяли оставшиеся силы — скрылся за поворотом.
«Не успели!» — только и пронеслось в голове, когда лязгнул затвор.
Игорь сделал полшага вправо, прикрыв собой Смирнитского, и воздух разрезала короткая автоматная очередь.
«Я все сделал правильно!» — пронеслась последняя мысль в голове Кириллова, прежде чем он замертво повалился на пыльную землю, но так и не расцепил рук, которыми придерживал Смирнитского.
Любой воин скажет, что каждый, кто верен долгу и честен, поступил бы именно так по одной простой причине: в выборе между правом на жизнь и правом остаться собой потерять себя куда страшнее.
Каждый, кто говорит, что он ничего не боится, либо врет, либо дурак. В то, что может быть столько дураков, я не верю. Значит, абсолютное большинство людей просто врет. Я — солдат. Мое дело — воевать. По сути, это единственное, что я могу делать. И каждый раз, когда я выхожу на задание, я дико, до дрожи в коленках, боюсь. Мне становится настолько страшно, что меня начинает мутить. И если меня спросить, почему я выбрал эту стезю, то я отвечу так: «Чтобы люди страны, за которую я воюю, не испытывали такого же страха».
г. Москва, вечер того же дня
Генерал армии Константин Сергеевич Кривошеев расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, дочитав и отложив в сторону последний из поданных рапортов. Дышать становилось тяжело, катастрофически не хватало воздуха.
Кривошеев встал из-за стола. Отодвинув портьеру, он настежь распахнул окно. Ударивший в лицо порыв свежего воздуха принес успокоение и вернул трезвость мысли.
В дверь постучали.
— Войдите! — громко сказал Кривошеев.
На пороге появился адъютант.
— Товарищ генерал, — начал он, — вы просили доложить о потерях.
— Говори, — бросил Кривошеев.
Адъютант вынул из папки листок бумаги и передал его Кривошееву.
— Вот, Константин Сергеевич!
— «Двухсотые» — трое, — зачитывал Кривошеев, — «трехсотые» — десять, один в тяжелом состоянии. — Кто? — спросил он.
Адъютант ответил не сразу.
— Полковник Смирнитский Анатолий Иванович, — доложил он наконец, — его готовят к операции в нашем Центральном клиническом госпитале.
— Соедини меня с дежурным госпиталя.
Через несколько минут адъютант по интеркому сообщил, что на телефоне оперативной связи клинический госпиталь.
— Генерал армии Кривошеев, — сказал Константин Сергеевич, когда на том конце представились: «Дежурный Центрального клинического госпиталя ФСБ России подполковник Кижуч». — К вам поступил полковник Смирнитский Анатолий Иванович, после боестолкновения близ села Даттах. Приказываю: немедленно провести операцию. О состоянии докладывать мне ежечасно. — И повесил трубку.
Кривошеев откинулся на спинку кресла, тяжело вздохнув и закрыв лицо ладонями.
«Константин Сергеевич, — как-то сказал бывший руководитель Первого главного управления КГБ СССР генерал Владимир Анатольевич Потапов, — не подведите. В ваших руках будет жизнь бойцов. Их кровь нам с вами не смыть с рук».
Глава: ход Питерса (часть IV)
г. Маклин, через несколько часов после проведенной спецоперации
Захлопнув за собой дверь, Джонатан Питерс прошел в просторную гостиную, уютно обставленную в среднезападном американском стиле, приглушенный свет, исходивший от нескольких светильников с торшерами из плотной ткани, окутывал комнату.
У левой стены был небольшой камин, сложенный из натурального камня, где, тихо потрескивая, горели поленья, отдавая тепло. Над камином висели три головы животных: оскаленная морда волка, настороженная — оленья, и завершал этот удивительный ряд медведь. На каминной полке в аккуратных рамках стояли фотографии, на которых были запечатлены важные моменты жизни. Вот Джонатан Питерс в охотничьем костюме, с карабином стоит рядом с убитым бурым медведем, в следующей рамке — молодая жена Джонатана Кони в вечернем платье перед выходом на офицерский бал. Дальше был снимок их улыбающегося сына, Джоша, одетого в парадную форму выпускника колледжа, он держал в руке диплом. А это черно-белая и местами выцветшая фотография запечатлела родителей Джонатана в выходных костюмах. Люди сидели на стульях перед фотоаппаратом, и их лица были напряжены.
Было заметно. что все детали в гостиной важны и каждой из них уделили особое внимание: и мебели, и светильниками. Предметов мебели было много, однако все стояло на своих местах и ничего лишнего не ощущалось. Рядом с большим угловым кожаным диваном, развернутым в сторону камина, находился журнальный столик со стеклянной столешницей, где аккуратно стопкой лежали журналы «National Geographic». Перед диваном, добавляя особый колорит, лежала шкура медведя, без которой не обходилось ни одно семейство среднего достатка. По большому счету, камин, кожаный диван, чучела и шкуры животных были неотъемлемыми элементами интерьера в доме человека, занимавшего высокое положение в обществе. Так же, как звезды на погонах являются отличительным знаками чина и звания.
Джонатан Питерс поставил портфель на тумбочку у двери и бросил ключи от машины в ящик.
