— Спасибо, — сказал я. — Без снотворного?
— И так время потеряли, — ответил «пуховик». — Спрашивайте.
— Считайте, что спросил. Теперь вы…
— Человек по имени Ефим Шлайн вам известен?
— А я ему?
Сандвич оказался великолепным. Салат — свежим и нежным. Вместо «Перье» они купили мне бутылочку «кока-колы». В пакете нашлась и пара салфеток. От вкуснятины в теплой машине я размяк, захлюпал носом и высморкался в салфетку. Опускать окно и выбрасывать, однако, постеснялся. Воспитанно сунул в карман полупальто.
— Сходится, — сказал водитель.
Он разглядывал меня в зеркало заднего вида. Визуально идентифицировал, назовем это так, потрепанного, небритого с дороги дядьку, уважительно потребляющего свалившиеся на халяву харчи. Я же видел перед собой воротник дорогой плюшевой куртки, красноватую в морщинах шею и розовую лысину, обрамленную черными завитушками. Лысина слегка дернулась вперед — видимо, это был разрешающий кивок, и «пуховик» положил на сиденье возле меня конверт.
— Доедите на воздухе, — сказал он. — Свидание окончено.
Видимо, это был день переписки с друзьями. Одни жаждали оплатить ущерб, который не нанесли, а другие заботились о моем качественном питании и записочки доставляли лично.
Я подобрал конверт и сунул его в нагрудный карман полупальто.
Закрывая дверь «Москвича», я услышал слишком мощный для хилого класса машины стартерный прокрут мотора. Если бы было на чем, стоило проехаться за орлами…
Я не строил иллюзий относительно воспитанности и добрых сердец парочки. Еду приготовили предусмотрительно — из осторожности — и скормили мне, чтобы жевал за компанию и не казался чужаком, если бы кому вздумалось присмотреться к нашему контакту. Потому и «кока-колу», которая в четыре раза дешевле «Перье», выдали. Расчетливо, ничего не скажешь, хотя, со всей очевидностью, деньги по статье «оперативные расходы» имели покруче, чем у Шлайна, который пирожное с чашкой кофе в забегаловке считал загулом.
В мастерской «Металлоремонт», доедая сандвич в сторонке от приемного окошка, я вскрыл конверт. На куске серой туалетной бумаги синим фломастером было написано:
«Hotel «Kupa», Praha, Anezky Hodinove-Sprune, 842, tel. 791.03.23. Ztibor Bervida. Звонить только на месте».
Опознавательный разрыв в тексте Ефим Шлайн сделал, как и полагалось для первого письменного послания, между третьим и четвертым словом. Если придет второе письмо, прогалинка будет между четвертым и пятым. Условным загибом Ефим подвернул и левый нижний угол цидульки.
Ну, хорошо, в подлиннике сомневаться не приходилось. И что дальше?
Из двух составных ребуса — куска сортирного рулона и замызганного клочка, вытащенного из-под автомобильного дворника, — по-прежнему ничего вразумительного у меня не получалось.
Проверяясь и размышляя о превратностях судьбы, от японского кафе «Суши», устроенного в здании бывшего ресторана «София», я вернулся к Оружейному. Прикинулся читающим объявления у дверей риэлторской конторы «Домострой». Убедился, что клочок бумаги, которым я заменил записку под щеткой своего «Форда», стоявшего за оградой напротив конторы, цел и не тронут. Прогулялся, чтобы тщательнее осмотреться, по пустынной улице Фадеева. У памятника советскому классику, обставленному двумя конными коммандос и стайкой юных шпионов, я остановил такси и поехал в Крылатское.
После женитьбы Ефим жил красиво, в доме с подземным гаражом. Знакомый, турецкой сборки «Рено-19 Европа», конечно же, мытый и полированный, стоял на своем квадрате во влажном душном подвале. Передние колеса были вывернуты влево.
Ефим Шлайн срочно во мне нуждался. Может, и звал на помощь. Если бы колеса смотрели вправо, мне следовало бы ждать, когда Ефим объявится сам…
Куда же он звал меня? В Чехию? Ради одного звонка по телефону? Да на какие шишы я доберусь в эти Силезии и Померании…
А может, орлы, оставившие записочку на моем «Форде», как раз и собираются по поручению Шлайна оплатить билет в обе стороны и выдать изобильные командировочные?
Домой я отправился на метро.
2
Электронной картой, замаскированной под пластиковый квадратик с планом московского метрополитена, я наконец-то, около четырех часов пополудни, открыл сейфовую дверь родимого логова. Телефонный автоответчик оказался пустым, да и факсы, слава Богу, не приходили. Хотя я присоединил дорогостоящий блокировщик прослушивания и определения номера к своей станции связи с внешним миром, я все-таки проявлял несгибаемую осторожность. Мои адрес и телефоны не знал никто, опять-таки за исключением Шлайна. Сотруднице его аппарата, присматривавшей за Колюней в отсутствие Наташи, я звонил сам и сам же назначал свидания. Свои встречи по делам я проводил в офисе, который держал на Цветном бульваре во второй, проданной теперь квартире. Только её адрес и телефон имелись в конторе лицензирования частной детективной деятельности на улице академика Королева.
Говорят, каков удар, такова и защита. Блокировщик мой, я думаю, наверное все-таки стал уязвимым. Установка покупалась полтора года назад, а технический прогресс, как известно, стремителен. Поэтому отсутствие входящих в памяти установки вселяло бодрость. Личности, искавшие общения записочкой, крутились пока ещё на дальних подступах.
Выпарив из себя в ванной усталость двух последних суток, я завалился на диван смотреть на видеоплейере древний мюзикл «Пасхальный парад», пленку с которым Наташа сунула мне в портфель на Фунафути. Фильм снимали в 1948 году. Наташа отправила его со мной, потому что мюзикл мы смотрели в канун моего отъезда, как говорится, на память о последнем отпускном дне. И для моральной поддержки, поскольку распевы и чечетки Фрэда Астера копировал в пятидесятые годы мой покойный отец под лихой наигрыш харбинских балалаечников, изображавших на эстраде ресторана ханойской гостиницы «Метрополь» бразильский джаз-банд…
Когда поверх Джуди Гарленд и Фреда Астера, упивавшихся славой на Бродвее, пошли титры, я натыкал на сотовом номер Сергея. Хрипловатый молодой голос ответил на четвертый сигнал вызова:
— Добрый день, вас внимательно слушает Курпатов…
— Насчет «Форда», — сказал я.
— Вы можете представиться?
Кажется, я дозвонился до консерватории. В трубке слышались гаммы, которые пробегали на клавишах, настройка виолончели. Причем гулко, словно телефон стоял в углу пустующего концертного зала.
— Насчет «Форда», который поцарапал Сергей, — повторил я.
Перекрывая раздавшееся рядом с ним верещание, похожее на полоскание горла, молодец вдруг оживился:
— Сергей поцарапал «Форд»? Зачем человеку царапать машины? Вы ошиблись номером, здесь не театр абсурда, даже если вы Ионеско. Ваши пьесы нам и на хер не нужны…
Он рассмеялся, а в зале, настроившись, заиграли танго «Кумпарсита». Может, и не на виолончели, а на альте.
