— Да ладно, — сказал я. — Забудем! Давайте наконец поговорим о Шлайне… Где он?
Я прозрел свое будущее, увидев великолепно обставленную, уютную, расчетливо встроенную в состоятельный пражский пригород «пивницу», которую немец Праус Камерон купил на имя чеха Цтибора Бервиды, чтобы не переплачивать налогов. Предприятие приобреталось в кредит, который предполагалось возвратить полностью. Бервида вступал в долю. Он прилично заработал в Чечне.
Вот бы такую на Рублевском шоссе!
В моей измученной душе возрождались не только идеалы. В ней прорастали мечты.
Заведение, в которое мы перенесли совещание, называлось, кто бы мог поверить, «У Кехера» — в честь национального героя, вошедшего в шпионские энциклопедические скрижали. На Рублевском шоссе что-нибудь подобное, вроде «У Абеля», могло, я предполагал, и отпугнуть клиентуру, в особенности крутую. Понадобится, конечно, переговорить с пиарщиками…
Цтибор Бервида прояснил дело со Шлайном.
Ефим слишком близко подобрался к некоему логову в горной Чечне, куда спецслужбы, сдерживаемые либо Москвой, либо командованием на месте, не суются. Внешнюю охрану объекта, условно обозначаемого как «Гора», ведут боевые группы, старшими в которых, по-чеченски «беширами», назначаются курсанты, прошедшие специальный инструктаж у таких, как Бервида.
Цтибор сказал, что шесть месяцев служил на Кавказе инструктором по борьбе с горными егерями или, по российскому, спецназом, и, конечно, не по линии Спецкомиссии. Я сделал вид, что поверил рассказу о том, как он испросил у начальства неоплачиваемый отпуск и через контакт в гостинице, управляемой джинсовым ковбоем, исключительно по собственной инициативе вышел в Тбилиси на представителя чеченца, которого называют Хаджи-Хизир. Контракт Бервиды оплатили вперед через московский банк — из таких, которые возникают и исчезают в Москве, Краснодаре, Ставрополе или Махачкале по мере надобности…
Ефим, вооруженный аппаратурой для видео — и аудиослежения, напоролся на патрульную группу Цтибора за два дня до истечения у того контрактного срока. Бервида не стал распространяться насчет своих разговоров с пленным, которым занялись внутри Горы непосредственно чеченцы, но записку перед этим у Шлайна взял — для передачи Бэзилу Шемякину. Парочка в «Москвиче», встречавшая меня в Шереметьево из тихоокеанского отпуска, — служащие (Бервида так и сказал: «служащие») Спецкомиссии. Коллеги помогли своему, как говорится, однокашнику выполнить просьбу попавшего в беду интеллигентного человека.
Ефим Шлайн, бесспорно, может считаться интеллигентом, подтвердил я.
Я, разумеется, чту правило «без надобности не ври». Оно, вне сомнения, незыблемо между людьми нашей профессии, поскольку выявление дезинформации одна из её составных частей. Никому не нужен мартышкин труд. Но и у надобности тоже есть мера. Если её не соблюдать, случается, что лгут слишком много или слишком мало. Я и сказал Бервиде, что он наврал мне явно мало.
— Как это? — спросил он с интересом.
— В том смысле, что на Кавказе некий Бервида работал сам по себе, исключительно в рассуждении заработать во время отпуска.
— Ну и что? Такая возможность допускается, — ответил Цтибор туманно.
— И послание на волю он взял у пленного, конечно, по доброте душевной. Из чувства славянской солидарности, верно? Разомкнул наручники, дал блокнот и одолжил карандашик только потому, что как бы случайно остался со Шлайном с глазу на глаз. Когда конвоировал его принимать нарзанную ванну. Я правильно понимаю? Ну и торжественный эскорт для маршрутного такси с Бэзилом Шемкиным из Шереметьево тоже не более чем фантазийная выходка этих, в «Москвиче»…
Агент Цтибор Бервида посмотрел мимо меня на агента Прауса Камерона.
— Дружеские частные контакты между агентами Спецкомиссии вне службы никто не запрещал, — сказал Праус. — Разве это против служебной этики?
— Да никогда в жизни! — согласился я. — Никогда! Цтибор Бервида по дороге с Кавказа завернул в Москву на день рождения к коллегам и, вспомнив за десертом про открытку с видом на Прагу от эфэсбэшного друга, которого скрутил по недоразумению, для Бэзила Шемякина, вроде бы приезжающего из Бангкока, попросил передать её по назначению…
— Это интересная версия, коллега, — сказал Праус.
— А подслушивающее и подсматривающее оборудование Шлайн не передавал для меня, чтобы вернуть на Лубянку? Или Цтибор Бервида и Ефим Шлайн пропили его в чеченской шашлычной? — спросил я ехидно.
— Вы хотите сказать… — попытался вставить Бервида, но я его перебил:
— Я как раз не хочу этого сказать. Вслух. Но подумали мы все вместе правильно.
— Там никто никого не вербовал! — сказал Бервида.
— Вы выразили общее мнение, — ответил я. — Верно, Праус?
— Вы не похожи на русского, — с оттенком похвалы сказал владелец пивной.
На комплимент это плохо тянуло. С другой стороны, старикан выболтал свое мнение относительно моих соотечественников. Нормальное мнение, принимая во внимание, что этих соотечественников в глазах старикашки представлял джинсовый ковбой-маргинал.
Мы опять помолчали.
Агент Праус Камерон побарабанил пальцами по столу, за которым мы вели обмен мнениями. Или уже переговоры, поскольку позиции отдалились?
— Я имел в виду, что в смешанной компании вас трудно выделить, сказал Праус.
— Да ладно, — ответил я. — Все в порядке.
Он надулся. Действительно, он ведь не хотел меня обидеть. Может показаться странным, но я не встречал немцев, которые плохо думали бы о русских. Жесткие противники и надежные партнеры. А в качестве «кригскамарадов» в Легионе — наилучшие. Конечно, если посмотреть на мой опыт с патриотической точки зрения, мне, видимо, просто не везло.
Теперь Праус, как хозяин, определенно стеснялся предложить мне следующую кружку за счет заведения. Вдруг откажусь?
Я порылся в кармане и выложил на стол несколько пятикроновых монет, из-за которых весь день приходилось поддергивать брюки. И сказал:
— Это не плата. Не подумайте чего. Я не ухожу. Это промежуточные чаевые подавальщице… Подносите за счет заведения, если вы, Праус, в прежнем настрое.
Мы заржали, как жеребцы.
— Отчего мы не министры иностранных дел? — спросил Цтибор.
— Объединенные нации спились бы тогда на официальном уровне, — сказала подавальщица, заменяя мне кружку и сметая монеты на медный подносик…
— Это моя жена Кларичка, — объяснил старикан и шлепнул её со всего маху по заду.
Может, я и перепил, но мысль явилась: не пан ли Кехер и пани Кехерова в отставке угощают меня «У Кехера»?
И ещё подумал, что джинсовый маргинал, если у него сорвалась слежка на «фольксе» за этими двумя, должен ходить за мной. Или его человек уже делал это. Как накануне вечером в пивной «Склипек у кочек». Не исключено, что стильной работе, которую я отметил накануне вечером, бригада джинсового натаскалась на курсах усовершенствования при питерской спецшколе наружного наблюдения.
