Начальник уголовно-следственной части принял его если и не с широко распростертыми объятиями, то весьма охотно: грамотные и образованные сотрудники в милиции были ох как нужны! В основном в милицию шли из деревень, стремясь закрепиться в городе. Немало было и таких, кто просто хотел получить заветное удостоверение, чтобы поправить собственное благополучие. Должность Стрельцову никакую поначалу не дали: прикрепили в качестве агента-стажера к молодому агенту уголовного розыска Николаю Осипову. Коля был всего-то на год старше Жоры, но уже успел многое: и на фронте сражаться против Врангеля, и в партию большевиков вступить, и принять непосредственное участие в раскрытии дел банды латышей, которыми руководили воры-рецидивисты Донатыч и Кнабе.
Дело было громкое.
Банда подламывала казенные склады с мануфактурой, что было весьма лакомым куском до наступления эпохи НЭПа. Для начала в одну из долгих московских ночей банда Донатыча и Кнабе дерзко обнесла склад Центросоюза, связав сторожей и пригрозив им оружием. Награбленное — нити, ткани и пошивочную фурнитуру — вывезли на четырех доверху нагруженных подводах. Рано утром хищение было обнаружено. Приехавшая милиция допросила сторожей, но чего-либо конкретного по банде установить не удалось, кроме одного: налетчики переговаривались между собой на каком-то непонятном языке. Поначалу решили, что это была «блатная музыка», иначе — уголовный жаргон. Но когда один из сторожей повторил запомнившееся ему слово «атвэртс»
[3], которое произнес один из налетчиков, ломавший замки, появилась версия, что это «работали» латыши. Кое-какие ниточки к банде появились, когда агенты задержали на одном из московских базаров торговца, продававшего катушки с нитками, что были украдены со склада Центросоюза. Однако торговец, кроме мужчины, продавшего ему нитки оптом, никого более не знал и к банде никакого отношения не имел…
Лихие ребята были в банде. Когда шум в Центросоюзе улегся, а на ворота и двери склада были навешаны новые замки, банда совершила новый налет на тот же самый склад, и добра вывезла уже на шести подводах. Только одной мануфактуры было украдено более четырех тысяч аршин, не говоря уже о нитках, пользующихся в Москве невероятно повышенным спросом и встречавшихся в продаже только на базарах и рынках.
Через пару недель банда латышей вскрыла склад столовой посуды на Кузнецком мосту. И опять для нее все обошлось. Только сторожа, тоже связанные грабителями, твердили одно — бандиты переговаривались «не по-нашему».
Еще дней через десять вконец обнаглевшие бандиты сбили замки, связали сторожей и вывезли со склада Наркомпроса, что располагался по Салтыковскому переулку, около восемнадцати тысяч аршин шерстяного сукна. Но один из постовых милиционеров — все бы были такими — заметил вереницу подвод и проследил, в какой именно двор они въехали. Ранним утром одна из бригад МУРа, усиленная милицейским нарядом, в числе которого был Коля Осипов, окружила двор, куда ночью въехали подводы. Оказалось, это бандитский склад. Его взяли, связав спящего бандита-охранника, который проснулся только тогда, когда ему в рот стали засовывать кляп, чтобы не вздумал ором предупреждать своих. После допроса на месте охранник, с похмелья не совсем понимавший, что с ним происходит, сдал своих главарей, указав милицейским точное месторасположение главарей Донатыча и Кнабе. Через малое время муровцы в том же составе и привлеченные милиционеры из соседней Тверской части нагрянули на хату, где отсиживались Донатыч и Кнабе. Бандиты сопротивления не оказали и отправились под конвоем в Московское управление уголовного розыска, куда свозились все задержанные и арестованные по городу за текущие сутки. В столе приводов, в присутствии всезнающего Саушкина производилась регистрация преступника, его опознание или установление личности; злоумышленника фотографировали, снимали с его пальцев отпечатки и вносили данные в картотеку.
То же самое было произведено с Донатычем и Кнабе.
Донатыч оказался личностью известной еще с дореволюционных времен, масть имел весьма уважаемую в уголовных кругах: налетчик. Отпираться было бессмысленно, «мокрухи» за ним не числилось, и он все признал. Его примеру последовал и его неразлучник Кнабе.
Осипов Жору теоретическими разговорами не донимал, предпочитал все объяснять на примерах, практически. Когда по Москве прокатилась волна ограбления церковных ризниц, в том числе приходского храма Успения Пресвятой Богородицы на Чижевском подворье, что стоял на земле Тверского районного отдела милиции, на место преступления Осипов взял с собой и Георгия. Когда они прибыли в церковь и прошли в алтарь, Осипов резко спросил у приятеля:
— Ну, что тут видишь?
Георгий посмотрел на раскрытые дверцы шкафов за иконостасом, валяющуюся на полу одежду и облачение священнослужителей и сказал:
— Вижу, что грабители очень спешили.
— А что пропало? — обратился к настоятелю церкви Осипов, одобрительно глянув на Жору. Похоже, ответ Стрельцова понравился Коле, но развивать эту тему он не стал. Да и как не спешить церковным ворам, если на Чижевском подворье квартировали члены Реввоенсовета республики.
— Дарохранительница, восемь риз, золотой оклад с каменьями от Евангелия, само Евангелие, серебряный дискос
[4], два потира
[5] из серебра с позолотой, престольный серебряный крест с каменьями, дикирий
[6] серебряный, серебряный же семисвечник… — не раздумывая, ответил настоятель.
— А дарохранительница большая была? — спросил Жора. — Одному ее можно унести?
— Правильный вопрос, — одобрительно заметил Осипов.
— Большая, — печально произнес настоятель. — Одному… Нет, одному ее не унести, прости меня Господи.
— Значит, похитителей было несколько, — констатировал Георгий.
— Верно, — кивнул Николай. — А еще что видишь?
— Книг нет священных, — оглядевшись, произнес Стрельцов. — Простите, а священные книги у вас в ризнице имелись старинные?
— Конечно. Евангелие было от одна тысяча шестьсот пятидесятого года, — вздохнул настоятель. — Его бояре Салтыковы в храм этот привнесли, когда он еще их домовой церковью был. Еще жития святых, восемь книг века осьмнадцатого. Тоже, как и Евангелие, для слуг божиих предметами по святости своей бесценными являющиеся, — опять вздохнул батюшка. — Французы в двенадцатом году их не унесли, усовестились, а вот эти воры-христопродавцы унесли, чтоб им неладно было, прости мя Господи!
— И что это значит? — посмотрел Осипов на Георгия, почти не сомневаясь, что новичок либо ничего не ответит, либо скорее всего сморозит какую-нибудь глупость.
Жора Стрельцов немного стушевался, но, подумав, ответил логически верно:
