Лоренцо, обнимая Ла Дианору, воспринимал тепло дерева, как тепло человеческой плоти. Он посмотрел на Лауру, но ту полностью захватил звук приветственных аплодисментов сверху. Потом раздались первые тихие звуки виолончели, голос которой эхом разнесся по деревянной сцене. Лаура внимательно слушала музыку, устремив взгляд вверх, ее губы скривились в улыбке, когда прозвучала явно фальшивая нота. Она жаждала победы не меньше, чем он. Судя по неуверенной игре первого дуэта, они с Лаурой не могут проиграть. Лоренцо постучал пальцами по грифу – ему не терпелось выйти на сцену.
Первая пара закончила играть, и до них снова донеслись аплодисменты.
– Мы следующие. Идем, – сказала Лаура.
– Стойте! – прокричал синьор Альфьери, когда они направились к лестнице. – Вам туда нельзя! Вас нет в программе!
– Не обращай на него внимания, – велела Лаура.
– Синьорина Бальбони, я требую, чтобы вы немедленно остановились!
Первый дуэт уже был за кулисами. Лаура и Лоренцо прошли мимо них и оказались на сцене в ярком свете прожекторов. Лоренцо ослепило, он даже не видел зала, только слышал отдельные хлопки, которые быстро смолкли, и они с Лаурой остались стоять в тишине под светом прожекторов. Никто из организаторов не представил их. Никто не назвал их имен.
Лаура подошла к стулу для виолончелиста, ее высокие каблучки процокали по деревянной сцене, она села, сдвинув стул, ножки которого шумно проскрежетали по полу, быстро поправила подол платья, вставила шпиль виолончели в державку. Подняв смычок, она посмотрела на Лоренцо и улыбнулась.
Он забыл, что на них глядят сотни людей. Сейчас он видел только Лауру, а она – только его.
Лоренцо поднимал смычок, не отрывая от нее глаз, и она тоже смотрела на него. Они так хорошо чувствовали друг друга, им не потребовалось ни слова, ни кивка, чтобы дать счет. Они чутьем музыканта знали точное мгновение, когда их смычки одновременно коснутся струн. Этот мир принадлежал им, и только им, прожектора были их солнцем, они говорили на языке соль мажор, их ноты звучали в такой поразительной гармонии, что казалось, будто и сердца их бьются в унисон. Смычки извлекли из инструментов последнюю ноту, но музыканты не оторвали друг от друга взгляда, даже когда звук замер и наступила тишина.
Раздались одинокие хлопки. Потом к ним добавились другие, и еще, и еще, а потом разразился легко узнаваемый громкий голос профессора Бальбони: «Браво! Браво!»
Они, смеясь, обнялись в свете софитов, головы у них кружились от безупречного выступления. Они все еще смеялись, спускаясь со своими инструментами по лестнице, успех опьянил их, и они даже не обратили внимания на тишину, царившую в артистическом фойе, где ожидали своей очереди другие конкурсанты.
– Синьорина Бальбони. – Перед ними появился синьор Альфьери с побелевшим от ярости лицом. – Вы с вашим напарником должны немедленно покинуть здание.
– Почему? – спросила Лаура.
– Таково категорическое требование комитета.
– Но еще не названы победители.
– Вы не являетесь официальными участниками. Вы не можете победить.
– Вы только что слышали наше выступление, – сказал Лоренцо. – Его все слышали. Не станете же вы делать вид, будто его не было.
– Официально его не было. – Альфьери сунул лист бумаги в лицо Лоренцо. – Здесь новые правила, вчера их утвердил комитет. После сентябрьского декрета ваши соплеменники не могут поступать ни в этот, ни в какой-либо другой колледж. Поскольку конкурс спонсируется Ка-Фоскари, ваше участие в нем запрещено.
– Но я не еврейка, – сказала Лаура.
– Вы тоже исключены из числа участников, синьорина Бальбони.
– Просто потому, что мой напарник – еврей?
– Верно.
– В конкурсе нет скрипача, который мог бы сравниться с ним.
– Я всего лишь следую правилам.
– И вы их никогда не оспариваете.
– Правила есть правила. Вы их нарушили – без разрешения прошли на сцену. Такое поведение недопустимо. Вы оба должны немедленно покинуть здание.
– Мы не уйдем, – отрезала Лаура.
– Выведите их отсюда, – велел Альфьери двум мужчинам у него за спиной.
Лаура обратилась к конкурсантам, молча наблюдавшим за происходящим:
– Мы такие же музыканты, как и вы! Разве это справедливо? Вы же знаете, что нет!
Один из людей Альфьери схватил ее за руку и потащил к выходу.
Увидев, как грубая лапа сомкнулась на тонкой руке Лауры, Лоренцо накинулся на мужчину, оттолкнул его к стене.
– Не смейте ее трогать!
– Животное! – прокричал Альфьери. – Вы видите – они же грязные животные!
Лоренцо почувствовал, как пальцы обхватили шею, его потащили к дверям спиной вниз, а на его живот обрушился кулак. Лаура кричала, требовала, чтобы прекратили избиение, но они все молотили по его ребрам, и он слышал отвратительный треск костей. Они волокли его к выходу, и на их пути падали на пол пюпитры.
Музыканта выкинули за дверь, и он упал лицом на холодную мостовую. Почувствовал, как кровь сочится из его губы, услышал, как хрипят его легкие, пытаясь вдохнуть воздух.
– О господи! Господи!
Лаура опустилась рядом с ним на колени, и когда перевернула его на спину, Лоренцо почувствовал ее волосы, шелковистые и ароматные, на своем лице.
– Это я во всем виновата: не нужно было спорить с ними! Прости, Лоренцо, прости.
– Не извиняйся, Лаура.
Он, кашляя, сел, улица кувыркнулась перед его глазами. Он увидел, как его чернильно-черная кровь капает на белую рубашку.
– Никогда не извиняйся за правильные поступки.
– Возражала им я, а наказание досталось тебе. Какая я глупая. Мне легко протестовать, я ведь не еврейка.
Справедливость ее слов поразила его, точно новый удар, пришедшийся прямо в сердце. Она не еврейка, и эта пропасть между ними никогда не казалась ему такой широкой, как сейчас. Он сидел, кровь сочилась по подбородку, теплая, как слезы, и он хотел, чтобы Лаура ушла. Просто ушла.
Дверь открылась, и он услышал осторожные шаги, потом увидел одного из музыкантов.
– Я принес ваши инструменты, – сказал молодой человек, осторожно опуская на мостовую футляры с виолончелью и скрипкой. – Не хотел, чтобы они пропали.
– Спасибо, – поблагодарила его Лаура.
Молодой человек пошел назад к двери, но остановился и повернулся к ним:
– Они нехорошо поступают. Ужасно несправедливо. Но что я могу сделать? Что может сделать любой из нас?
Он вздохнул и пошел дальше.
– Трус, – бросила ему вслед Лаура.
– Но он прав.
Лоренцо с трудом поднялся на ноги и несколько секунд стоял, стараясь побороть головокружение. В голове прояснилось, и он увидел реальность с душераздирающей четкостью. Вот каким стал теперь мир. Лаура отказывалась признавать это, но он видел мучительную правду.
