«Как и ты», – подумал Лоренцо.
В темноте он видел только ее силуэт в створе окна. Он столько всего хотел ей сказать, раскрыть столько тайн, но отчаяние поглотило слова.
– Ты должен остаться здесь. Неужели ты меня так боишься? – спросила Лаура, коротко усмехнувшись. – Боишься оказаться взаперти со мной?
Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и, когда их взгляды встретились, замерла.
Он схватил ее руку и прижал к губам.
– Лаура, – прошептал Лоренцо.
Он больше ничего не сказал – только произнес ее имя. И столько нежности слышалось в его голосе, что от всех его тайн не осталось и следа.
И она услышала. Шагнула к нему, а он уже распахнул ей навстречу руки. Вкус ее губ пьянил, как вино, и он никак не мог напиться, все ему было мало. Они оба знали: они заплатят за это сердечной болью, но пламя, в которое плеснули пять лет разлуки и желания, уже разгорелось с неподвластной им силой.
Дыхание у них перехватило, они разделились, чтобы вдохнуть воздуха, и уставились друг на друга в темноте. Сквозь щель в портьерах проникал лунный луч, высвечивающий полоску – такую прекрасную – на лице Лауры.
– Как я тосковала по тебе, – прошептала она. – Я написала тебе столько писем о моих чувствах.
– Я не получил ни одного.
– Я их все разорвала. Я так страдала при мысли о том, что ты не испытываешь ко мне ничего похожего.
– Испытываю. – Он взял ее лицо в свои ладони. – Ах, Лаура, мои чувства даже не передать словами.
– Почему же ты ничего мне не сказал?
– После того случая я и представить не мог, что мы когда-нибудь…
– Будем вместе?
Он вздохнул, руки его упали.
– Сейчас это кажется еще менее вероятным, чем прежде.
– Лоренцо, – сказала она и прижала свои губы к его, но не в порыве страсти, а в желании поддержать. – Если мы для начала не станем воображать будущее, то оно никогда и не наступит. Вот этим мы и должны заниматься.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Никогда не хотел ничего иного.
– И поэтому чурался меня.
– Мне нечего тебе предложить. У меня ничего нет.
– Мир переменится! Пусть он безумен сегодня, но ведь это не навсегда. Вокруг слишком много хороших людей. Мы исправим его.
– Так тебе говорит отец?
– Я верю, что так будет. Должна верить, иначе не остается места для надежды, а без надежды я жить не могу.
Теперь он тоже улыбнулся:
– Моя неистовая Лаура. Ты знаешь, я когда-то боялся тебя.
– Да. – Она рассмеялась. – Папа говорит, я должна научиться не наводить страх на людей.
– Но я тебя за это люблю.
– А знаешь, почему я люблю тебя?
– И представить себе не могу, – покачал он головой.
– Ты такой же безудержный – в том, что касается музыки, твоей семьи. Важных вещей. В Ка-Фоскари столько ребят говорят, что хотят быть богатыми или знаменитыми. Или иметь виллу за городом. Но такие вещи можно только хотеть. Душа о них не болит.
– А ты этого никогда не желала? Ну хотя бы чуть-чуть?
– Да как? Я думала только о тебе, о том, как ты стоял на сцене в тот вечер. О том, каким ты был уверенным, каким властным. Когда ты играл, я слышала, как твоя душа напевает мне. – Лаура прижалась своим лбом к его. – Я такого никогда ни с кем не чувствовала, только с тобой.
– Я не знаю, когда вернусь. Я не могу просить тебя ждать.
– Ты помнишь, что я сказала? Будущее никогда не наступит, если мы для начала не станем его воображать, поэтому нужно представлять, что мы будем когда-нибудь вместе. Я думаю, ты с годами обретешь такой благородный вид! Седые волосы здесь и здесь. – Она прикоснулась к его вискам. – А улыбка будет рождать прекрасные морщинки у глаз. Станешь носить такие же забавные очки, как папа.
– А ты будешь всегда такой же прекрасной, как сегодня.
– Ах, нет, я растолстею, нарожав кучу детей.
– Но все равно останешься красавицей.
– Ну, теперь понимаешь? Вот какое будущее нас ждет. Мы состаримся вместе. Нельзя терять веру в наше общее будущее, потому что когда-нибудь…
Сирены воздушной тревоги пронзили ночной воздух.
Они оба повернулись к окну, и Лаура распахнула портьеры. На улице внизу собирались соседи, оглядывали небо – откуда прилетит самолет? Несмотря на частые тревоги, город ни разу не подвергся воздушной атаке, и венецианцы стали беспечно относиться к вою сирены, который регулярно прерывал их сон. Даже если бомбы сбросят, где жителям искать укрытия в стоящем на воде городе?
Из темного окна Лаура крикнула:
– Синьоры, это очередные учения?
– При таких тучах и тумане время для воздушного налета самое неподходящее! – ответил человек снизу. – Летчику не видно, что в десяти футах перед ним.
– Так почему воют сирены?
– Кто-нибудь знает? – крикнул человек снизу трем мужчинам, топтавшимся на холоде с сигаретами, красные огоньки которых витали рядом. – Есть новости?
– По радио ничего. Моя жена звонит сестре в Местре
[14], узнать, не видела ли та чего-нибудь.
На улице появлялись все новые и новые люди, приходили с разных сторон, закутанные в пальто и шарфы. Они, перекрикивая непрекращающийся вой сирен, задавали вопросы. Лоренцо не слышал в их голосах страха – только недоумение и возбужденность. И даже какую-то праздничную нотку, словно горожане собирались устроить танцы на улице под вой сирен.
Внезапно скрипнула, открываясь, дверь спальни, и в комнату вошел профессор Бальбони.
– Наш гость наконец-то ушел, – прошептал он.
– Что он сказал, папа? Зачем приходил? – спросила Лаура.
– Господи боже, если то, что он сказал, правда… он говорил…
– О чем он говорил?
– Эсэсовцы будут обходить дом за домом, арестовывать людей. – Он посмотрел на Лоренцо. – Времени не осталось. Ты должен исчезнуть сегодня. Сейчас, пока воют сирены, пока на улицах царит хаос, тебе, вероятно, удастся ускользнуть.
– Я должен зайти домой. Должен сказать им, – проговорил Лоренцо, поворачиваясь к двери.
Бальбони схватил его за руку:
– Спасать их поздно. Твоя семья в списке. Они, вероятно, уже направляются к твоему дому.
– Моей сестре всего пятнадцать! Я не могу ее оставить!
Лоренцо высвободил руку и бросился прочь из комнаты.
– Лоренцо, постой! – крикнула Лаура, пускаясь за ним по лестнице.
