В дальнем конце улицы слабо мерцает вывеска нашего отеля. Мы подходим все ближе, и я все еще думаю о Робе, о том, что скажу ему, как переживу все это. Я не замечаю человека, стоящего в дверях. Потом его силуэт, широкоплечий и безликий, неожиданно отделяется от тени и становится у нас на пути.
– Джулия Ансделл? – спрашивает он – голос низкий, итальянский акцент.
– Кто вы? – спрашивает Герда.
– Я ищу миссис Ансделл.
– Вы ведете себя совершенно неподобающим образом, – осаживает его Герда. – Вы пытаетесь ее напугать?
Человек надвигается на нас, а я отступаю, пока не упираюсь спиной в стену.
– Прекратите, вы ее пугаете! – говорит Герда. – Ее муж сказал, все будет по-другому.
«Ее муж». Всего два слова – и я, потрясенная, прозреваю. Я смотрю на Герду:
– Ты… Роб…
– Джулия, милая, он позвонил мне сегодня утром, пока ты спала. Он объяснил все. Твой нервный срыв, визит к психиатру. Они хотят вернуть тебя домой и положить в больницу. Роб обещал не расстраивать тебя, но, как я вижу, прислал какого-то кретина. – Она становится между мной и громилой, отталкивает его от меня. – Убирайтесь отсюда, вы меня слышите? Если ее муж хочет, чтобы она вернулась домой, ему придется приехать сюда самому и…
Я замираю на месте от грохота выстрела. Герду отбрасывает на меня, и я стараюсь ее удержать, но она сползает на землю. Я чувствую ее кровь, теплую и влажную, она течет по моим рукам.
Неожиданно дверь отеля распахивается, и я слышу смех двух мужчин, выходящих из здания. Стрелок поворачивается в их сторону, отвлекается на мгновение.
И тут я бросаюсь наутек.
Я инстинктивно бегу к свету, к спасительной толпе. Слышу еще один выстрел, чувствую свист в воздухе рядом с моей щекой. Я поворачиваю за угол и вижу впереди кафе, людей за выставленными на улицу столиками. Я бегу к ним и пытаюсь закричать, привлечь их внимание, но от паники перехватывает горло, и я не могу выдавить ни звука. Я уверена, что стрелок преследует меня, а потому все бегу. Я мчусь мимо людей, и они оглядываются. Больше глаз, больше свидетелей, но кто встанет между мной и пулей?
Самый короткий путь из Дорсодуро – мост Академии. Если мне удастся его пересечь, я смогу потеряться в густой толчее Сан-Марко, среди этих вечно веселящихся толп. И я помню, где-то там есть полицейский участок.
Мост впереди. Моя дверь в безопасность.
Я от него всего в нескольких шагах, но тут чья-то рука хватает меня, останавливает. Я разворачиваюсь, готовая выцарапать глаза гангстеру, готовая сражаться за свою жизнь, но вижу молодое женское лицо. Франческа из Еврейского музея.
– Миссис Ансделл, мы как раз шли к вам. – Она замолкает, хмурится при виде моего испуга. – Что случилось? Почему вы бежите?
Я оглядываюсь, безумными глазами обшариваю лица:
– Там человек… он пытается меня убить!
– Что?
– Он ждал у отеля. Герда, моя подружка Герда… – Мой голос срывается на рыдания. – Кажется, она мертва.
Франческа поворачивается и говорит что-то по-итальянски бородатому молодому человеку, который стоит рядом с ней. На нем рюкзачок, очки в роговой оправе, он похож на прилежного студента-старшекурсника. Он мрачно кивает и быстрым шагом идет в направлении моего отеля.
– Мой коллега Сальваторе выяснит, что случилось с вашей подругой, – говорит она. – А теперь идемте отсюда быстрее. Не нужно вам быть на виду.
– Куда?
Она берет меня под руку:
– В безопасное место.
Лоренцо
16
Декабрь 1943 года
Когда не видишь, куда тебя везут, когда не знаешь пункта назначения, каждый час тянется, словно вечность.
Опустилась ночь, и при закрытых шторках Лоренцо уже не мог понять, в каком направлении движется поезд. Он представлял себе поля и фермы за окном, деревеньки, где в домах горит свет и семьи сидят за ужином. Слышат ли они, как постукивают на стыках колеса? Замирают ли, не донеся ложки до рта, задумываются ли о людях в поезде? Или же продолжают свой ужин – ведь происходящее за стенами дома их не касается. Да и что они могут сделать? Этот поезд, как и все другие до него, пройдет, а они будут разламывать хлеб, пить вино и жить дальше.
«А мы проедем мимо, как призраки в ночи».
Рука Лоренцо занемела, но он не хотел шевелиться: Пия уснула на его плече. Она несколько дней не мылась, и ее длинные волосы свалялись и засалились. Девочка так гордилась своими волосами, так любила закидывать их за плечи, когда мимо проходил хорошенький мальчик. Посмотрел бы на нее какой-нибудь мальчик сейчас, когда потускневшие волосы торчат во все стороны, лицо похудело и побледнело. Тени ее длинных ресниц были похожи на синяки под глазами. Он представил сестру за работой в трудовом лагере, представил, как она дрожит на холоде, худеет и слабеет с каждым днем. Он поцеловал ее в затылок и вместо аромата розовой воды ощутил запах пота и грязной кожи. Как быстро человек теряет человеческий облик, подумал он. Всего несколько дней без еды, кровати, ванной, и огонек погас во всех нас, даже в Марко, который сидел ссутулившись в отчаянии.
Неожиданно поезд дернулся и остановился. За закрытыми шторками Лоренцо разглядел холодное сияние прожекторов на платформе.
Пия вздрогнула и проснулась, посмотрела на него сонными глазами:
– Мы приехали? В Фоссоли?
– Не знаю, сестренка.
– Есть так хочется. Почему нас не кормят? Нехорошо столько времени держать нас без еды.
Двери вагона со скрипом открылись, раздались громкие голоса:
– Alle runter! Alle runter!
– Что они говорят? – спросила Пия срывающимся от страха голосом. – Я не понимаю, что им от нас нужно!
– Они приказывают нам покинуть вагоны, – сказал Марко.
– Значит, мы должны подчиниться. – Лоренцо взял скрипку и сказал Пии: – Держись ближе ко мне, детка. Возьми меня за руку.
– Мама? – в страхе воскликнула Пия. – Папа?
– Все будет в порядке, я уверен, – сказал Бруно. – Только не привлекайте к себе внимания, ни на кого не смотрите. Мы просто должны это пережить. – Отец выдавил натужную улыбку. – И держаться вместе. Вот что самое главное. Держаться вместе.
Пия смотрела в землю, вцепившись в руку Лоренцо, когда они выходили из поезда следом за мамой, папой и Марко. Было холодно, и дыхание парком срывалось с их губ и вихрилось в воздухе. Платформу освещали прожекторы, яркие, как солнечные лучи, и люди щурились; ослепленные, они сбивались в кучки, чтобы не замерзнуть. Стиснутые со всех сторон, подталкиваемые толпой, Лоренцо и его сестра напоминали двух потерявшихся пловцов среди моря испуганных душ. За спиной завизжал младенец, завизжал так громко, что Лоренцо не слышал приказов, выкрикиваемых с дальнего конца платформы. Только когда охранник вышел вперед и начал расталкивать людей, Лоренцо понял: им приказывают выстроиться для осмотра. Сотрясаемые дрожью, они стояли бок о бок, и Пия не отпускала его руку, боясь, как бы толпа не унесла ее от брата. Лоренцо посмотрел на Марко – тот стоял справа от него, только брат смотрел перед собой, распрямив плечи и выставив вперед подбородок, словно бросая охранникам вызов.
