Она пошла было по коридору, но я ухватила ее за рукав:
– Миссис Нортон. Ирен. Вы не спросили, почему или откуда я так много знаю о лондонских преступлениях.
Она посмотрела на меня ясными глазами:
– Мы же заперли вас в комнате, чтобы вы изучали газеты и полицейские отчеты, пока я разговаривала с Брэмом Стокером. Вы быстро учитесь.
Это было великодушное, но неверное представление обо мне. Я не могла такого допустить:
– Я жила в Лондоне. Поехала посмотреть мир. И поработать в заведении Вест-Энда. Там было совсем неплохо. Я полагала, что мы находимся за тридевять земель от «бездны», как один американский писатель совсем недавно характеризовал Ист-Энд. Однако всех нас, девушек… буквально раздавили уайтчепелские убийства. Пусть мы были бесконечно далеки от них, стояли неизмеримо выше бедных проституток из Ист-Энда, жили в тепле и безопасности, в полном довольствии и даже при кое-каких деньгах, но…
– …вы были не менее уязвимы. – Ирен убрала мою руку, но не из-за отвращения, а в силу искреннего безразличия к моей роли профессиональной падшей женщины и деталям моей жизни, о которых я ей рассказывала. – Вряд ли Джек-потрошитель действительно «охотится на шлюх», но он знает, что общество ими пренебрегает, благодаря чему они могут стать беззащитными жертвами его нечеловеческого аппетита. А теперь он гуляет где-то среди французов, которые зовут его на свой манер: Жак-потрошитель.
– Вы думаете, что это один и тот же человек?
– Я думаю, что это одна и та же мания. – Она посмотрела на циферблат карманных часов. – Уже поздно. Нужно поспешить обратно в гостиницу. Скоро даже такой респектабельной паре, как мы, будет сложно поймать кэб.
С этими словами она замотала нижнюю часть лица шарфом, надела шляпу и предложила мне взять ее под руку.
Как странно! Я всегда считала себя независимой девушкой, типичной американкой, не нуждающейся в помощи или сопровождении джентльменов. Но теперь я была рада компании этой удивительной женщины в мужском костюме, которая помогала мне возвратиться в мир живых, в тепло и свет нашего отеля, – особенно после того, что нам довелось увидеть.
Охранник скупо кивнул нам, когда мы покидали морг.
Снаружи здания слышался плеск Сены о каменную набережную, будто где-то гигантский невидимый кот лакал сливки. Стремительно летящие облака цеплялись за башни собора Парижской Богоматери.
Мы пошли вдоль Сены в тумане, поднимавшемся от реки подобно прозрачной вуали. В этой дымке уличные фонари напоминали размытые звезды. Какая красивая, мирная картина лежала перед нами и какой ужас мы оставляли позади!
Я думала о том, что мне придется вернуться в дом свиданий, чтобы узнать имена и возраст убитых женщин, а также подробно расспросить об их привычках и особенностях. Музыкальный ум Ирен изо всех сил старался разглядеть закономерности в безумных действиях убийцы, и даже мне теперь было понятно, что в самых ненормальных проявлениях человеческой натуры должна заключаться та или иная логика.
Отзвуки наших шагов над тротуаром были похожи на стук медленно падающих градин. Анданте, анданте.
Мы не разговаривали. Через каждые четыре шага трость Ирен со стуком упиралась в камни мостовой. Словно звон треугольника в оркестре, легчайший звук терялся в бескрайней ночи, но вновь и вновь повторялся, размеренный, как бой часов на каминной полке.
Приблизившись к возвышающемуся бастиону собора Парижской Богоматери, мы услышали шорох шагов за нами.
– Я чувствую внезапную, но настоятельную потребность совершить религиозный обряд, – вдруг шепнула Ирен. – Скорее! В объятия святой матушки-Церкви!
Через боковые двери она втащила меня в гранд-даму всех готических соборов.
Я не была абсолютно уверена в том, что мы зашли сюда лишь в поисках укрытия. Внутри действительно было темно, за исключением крошечного огонька лампады за алтарем, похожего на красный глаз ночной крысы, да восковых свечей, горящих перед статуями святых.
В нос мне ударили запахи расплавленного пчелиного воска и обугленных фитилей, а также немного выдохшийся, но все еще едкий дым ладана, наполнявший эти своды в течение семисот лет.
Ирен тянула меня дальше, в боковой проход.
Наши шаги звучали как набат, но даже сквозь шум я слышала поступь человека, следовавшего за нами.
Ирен подвела меня к массивному главному входу, где мы проскользнули через крохотную дверцу в больших воротах. На открытом пространстве перед главным входом в собор теснились разнообразные постройки – древние и приземистые, – своеобразное архитектурное столпотворение.
Примадонна схватила меня за запястье и потащила за собой к темной массе строений.
В этот момент что-то с громким визгом ударило в стену здания перед нами, выбив град каменных осколков. Несколько камней царапнуло меня по щеке.
– Пуля, – прошептала Ирен и сунула мне в руку свою трость. – Внутри спрятан кинжал. Потяните за набалдашник, если придется использовать его. Скорее. Сюда.
Добежав до ближайшего здания, она толкнула то, что в неверном свете выглядело как сплошная стена, но оказалось дверью. Мы нырнули в абсолютную темноту.
Я потянула за резной набалдашник трости и услышала, как лезвие выскользнуло из ножен с резким металлическим свистом, словно бросая вызов тишине и темноте вокруг нас.
– Где мы? – прошептала я.
– Внутри, прячемся от того, кто в нас стрелял. Это все, что я знаю. – Примадонна снова подтолкнула меня вперед.
В темноте мы то и дело натыкались на непонятные поверхности и углы, но, к счастью, все препятствия были неодушевленными. Запах в помещении стоял сырой и затхлый. Несмотря на наше медленное и болезненное продвижение вперед, мы не производили ни малейшего шума, хотя с улицы до нас доносились какие-то звуки.
Ирен то толкала меня вперед, то тянула за собой. Очередная дверь подалась под ее напором, и наши каблуки застучали по истертым узким ступеням ведущей вниз лестницы.
И тут же мне в нос ударило два несовместимых запаха: прохладный поток подземного воздуха и тяжелый дух горячего воска. Обычно последний из них смешивается с ладаном и благовониями и наводит на мысли об алтарях и великих соборах Европы и Англии, воплощающих для меня само понятие Старого Света.
– Скорее же! – прошептала Ирен. – На этот раз медлить нельзя.
Я послушно поспешила за ней, вовсе не уверенная, что действительно хочу успеть туда, куда мы сейчас направлялись.
Но вскоре предвкушение неизведанного заставило меня забыть о страхе. В конце концов, я прибыла в Старый Свет именно за этим: узнать его тайны.
Наши подошвы скрипели по песку и пеплу, занесенному с улицы. Кто-то побывал здесь до нас: д́ухи свечей не зажигают.
Впрочем, мой американский скептицизм ни на мгновение не позволил бы мне поверить в духов…
