– Честно заработала шесть пенсов и тут же пропила их.
– Это были дружеские посиделки с женщиной, давшей ей работу. Мужчины точно так же каждый день обмывают подобные сделки, и никто их за это не порицает.
– Только не я.
Ирен вздохнула: я прервала ее речь.
– В любом случае в шесть часов вечера Лиз Страйд была в «Голове королевы».
– Которой королевы? Я имею в виду голову. Одной из жен Генриха Восьмого, которую ты собираешься играть?
– Я не знаю, в честь какой обезглавленной королевы назван бар! – нетерпеливо воскликнула подруга. – Это не относится к делу. Важно, что следующими, кто видел Лиз Страйд, были цирюльник и поденщица, знакомые с ней. Они встретили ее в ночлежке на углу Флауэр и Дин-стрит в семь или восемь вечера. Лиз позаимствовала щетку для одежды, так как собиралась выйти в город, и оставила поденщице отрез бархата, чтобы та им занялась.
– Бархата?
– Бархата. У Мэри Энн Николс была дамская шляпка. У Энни Чэпмен – два гребня, отрез красного муслина и что-то наподобие конверта с двумя сигаретами в кармане, который Потрошитель вспорол, как и ее тело. Пропали два или три медных кольца, которые были у нее на пальцах. Он взял кольца явно не с целью наживы, поскольку они не имели ценности. Этот убийца вторгся в каждый закоулок их жизни. У бедняжек почти ничего не было, но они ценили то, что имели. Включая жизнь, полагаю.
Я ничего не могла сказать в ответ. Пошелестев бумагами, я посмотрела на раздвижной занавес в алькове Элизабет.
– Она спит как убитая, – сообщила Ирен едва различимым шепотом. – Она страдает от свойственных юности перепадов энергии, когда силы быстро заканчиваются, если событий слишком много.
Я кивнула. Мы не настолько юные, а значит, теперь снова работаем вдвоем, как это было в Лондоне и, надеюсь, снова будет здесь, в Париже.
– Смотри, – сказала я, вновь возвращаясь к своей роли ищейки. – В этой газете говорится, что в одиннадцать вечера Лиз Страйд видели два разнорабочих возле «Герба каменщика». С ней был мужчина в черной визитке, котелке и с густыми черными усами. Боже мой. Они обнимались и целовались под дождем. Ужасно неуместно.
– Дождь? Или объятия и поцелуи?
– И то и другое. – Мне не хотелось показаться предвзятой, выделяя что-то одно.
Ирен бросила на меня свой самый ироничный взгляд:
– А потом был продавец фруктов с подходящим именем Пэкер
[79]. В течение следующего часа он что-то продал женщине, которая выглядела как Лиз Страйд, и мужчине среднего роста со смуглым лицом.
– О! – сказала я, забежав глазами вперед по строчкам. – Верно. Именно Лиз Страйд мужчина сделал странное замечание.
– Которое случайно услышал второй разнорабочий на Бернер-стрит незадолго до полуночи. – Ирен принялась водить указательным пальцем по написанному, цитируя хриплым мужским голосом: – «Пара целовалась, и затем он произнес: „Болтай что угодно, только не молись“». Такое странное замечание, почти угроза. Действительно очень театрально.
– Говоривший это мужчина, – напомнила я ей, – был ростом около пяти футов и шести дюймов, среднего возраста, крепкий и гладковыбритый. По-моему, это была другая пара. Мужчина вроде был знаком с ней, хотя все эти мужчины кажутся хорошо знакомыми со всеми этими женщинами… Я имею в виду в интимном смысле.
– Но что нам дает его похожая на клерка внешность: маленькая черная визитка, темные брюки и котелок с козырьком?
– О, я не знаю! Все эти мужчины, замеченные со вскоре погибшими женщинами, одеваются в самом странном стиле: отчасти как джентльмены, отчасти как грубые рабочие.
– В течение сорока пяти минут констебль видел мужчину и женщину на Бернер-стрит, причем спутник был не старше тридцати, со смуглым лицом и черными усиками. На нем была черная визитка с расходящимися спереди полами, с белым воротничком и галстуком, он нес зловещий сверток как раз подходящего размера, чтобы спрятать набор скальпелей. У женщины к жакету был приколот красный цветок.
Я прижала руки к вискам:
– Проще простого. Потрошитель путешествует со средневековой дыбой и просто вытягивает себя, становясь каждый раз выше.
Ирен улыбнулась и продолжила:
– В половине первого ночи на Бернер-стрит находился Моррис Игл, который посещал еврейский социалистический клуб. Он ничего не видел – один из немногих свидетелей, у которых, к счастью, нет сбивающих с толку показаний.
– Но потом пришел Израэль Шварц. Можно понять, почему барон Ротшильд обеспокоен. Похоже, все еврейское население Уайтчепела толпилось вокруг места преступления. Вот бы мистер Израэль Шварц сейчас оказался с нами за этим столом – у него были самые интересные показания.
Я искоса глянула на пустовавший третий стул возле нашего стола. Мне не хотелось видеть рядом никаких странных уайтчепелских свидетелей, пусть даже совершенно невинных и не причастных к любым преступлениям.
– Он видел женщину с цветком и мужчину, ростом пять футов и пять дюймов, около тридцати лет, с черными волосами, маленькими усиками, с полным лицом, одетого в темный сюртук и брюки, и в черной кепке с козырьком. Этот мужчина пытался толкнуть свою спутницу на землю, и ему это удалось. Она закричала, – отметила Ирен.
– Думаю, она была единственной кричавшей жертвой Потрошителя.
– Похоже, ты права. Но с этого момента история становится поистине удивительной. Мистер Шварц также видел мужчину, который наблюдал за происходящим с другой стороны улицы. Он был ростом пять футов и одиннадцать дюймов, примерно тридцати пяти лет, и курил трубку. Бледная кожа, светло-каштановые волосы и усы. Темное пальто и старая тяжелая фетровая шляпа с широкими полями.
– Это самый высокий человек в этом деле.
– Действительно. Мужчина, который приставал к Лиз Страйд, крикнул ему: «Липски».
– Значит, он знал его, – заключила я.
– Израэль Шварц тоже так подумал. Он решил, что они сообщники в ограблении, и убежал, испугавшись, что им не нужны свидетели и первый мужчина предупредил своего напарника Липски, чтобы тот позаботился о Шварце. Но никто не бросился за вспугнутым разнорабочим, который скрылся за ближайшей железнодорожной аркой.
– Вот оно! Смотри, Ирен! – воскликнула я. – Случай опубликован в «Полис газет» за девятнадцатое октября восемьдесят восьмого года. Но описан только мужчина, который приставал к Лиз Страйд. Нет упоминания о человеке по имени Липски, стоявшем на другой стороне улицы. Думаешь, газеты предпочли молчать о какой-либо связи дела с евреями, опасаясь нападений на общину?
– Возможно. – Ирен сжала губы. – Действительно, в течение нескольких часов сэр Чарльз Уоррен прикажет стереть поразительную надпись, что «Эти ивреи – это такие люди, что не будут обвиненными зазря», обнаруженную в тот вечер рядом с телом второй жертвы, Кэтрин Эддоус. Она, кстати, жила с грузчиком по имени Джон Келли на углу Флауэр и Дин-стрит.
