Мебельщик выпучил глаза:
– Вы… знакомы с великим кутюрье Вортом?
– Да. В прошлом я оказывала ему некоторые услуги.
– Но… он верен своей жене.
– Только бизнес, месье, если в Париже бывает просто бизнес. Что ж, у вас, конечно же, есть какие-нибудь идеи, где обитает этот одаренный драпировщик-кочевник? Описание также пригодилось бы.
– Восточный Лондон, – сказала Ирен глухо, когда мы втроем покинули «Братьев Дюран».
– Нам придется туда отправиться? – спросила я испуганно.
– Нет, но Джеймс Келли, очевидно, был там. Небольшие темные усы, опрятный, с наружностью клерка, рост пять футов и пять-семь дюймов. Во всех своих особенностях Дерзкий Джеки удручающе неприметен; как это невежливо с его стороны! Половина мужского населения известного нам мира может оказаться Потрошителем!
Мы поспешили по вымощенной булыжником мостовой. Жилье неуловимого драпировщика находилось всего в нескольких улицах от нас. Я устала смотреть на мир сквозь пелену сажи на ресницах и прижала к ним указательный палец. На кремовых перчатках остался темный след.
– Ох!
– С макияжем приходится все время быть начеку, – согласилась Ирен, – но без него на сцене не обойтись.
– Но там он не кажется таким кричащим, – возразила я.
– Потому что свет рампы размывает цвета.
Я наблюдала за людьми, мимо которых мы проходили. Женщины подбирали юбки, чтобы те не соприкасались с нашими. Мужчины смотрели оценивающе.
– Не могу избавиться от опасений, что меня кто-нибудь узнает, – пожаловалась я подруге. – И что тогда прикажешь делать?
– В этой части Парижа, Нелл, мы не встретим ни одного знакомого.
Элизабет казалась непривычно молчаливой, и внезапно я поняла почему.
– Там, – наконец сказала примадонна, хватая меня за руку, чтобы остановить мою рысь: мне казалось, если идти быстрее, никто не заметит моего дискредитирующего внешнего вида. – Та кондитерская, о которой нам говорили, и вон… номер сорок четыре, сине-зеленая дверь. Дюран сказал, что Келли занимает комнаты на первом этаже.
Перед нами было скромное для вычурного Парижа побеленное известкой здание, почти убогое. Вытянутые французские окна были огорожены коваными перилами вокруг крошечных балконов, ширины которых едва хватило бы, чтобы вместить даже одного кота.
– Небогато, – отметила Ирен. – К сожалению, даже для этого района мы слишком неподобающе одеты, чтобы произвести впечатление на консьержа.
Пока мы соображали, что делать дальше, я услышала резкий свист за спиной и оглянулась. Но Элизабет тут же развернула меня обратно к зданию, схватив за плечо:
– Игнорируйте грубый свист, а то мы привлечем к себе еще больше внимания.
– С чего вы взяли, что свист предназначался нам?
– Вам раньше кто-нибудь свистел?
Я покрутила головой, стараясь смахнуть с ресниц еще один слой сажи, раз уж моя перчатка уже была испачкана.
И тут, не дав нам времени решиться на дальнейшие шаги, у нас над головой раздался сильный треск. Одно из окон на первом этаже распахнулось, и оттуда вывалился мужчина. Несколько мгновений пробалансировав на одной ноге в грубом ботинке на балконном ограждении, он спрыгнул на улицу.
От его приземления на мостовую у нас захватило дух. Громко топая, он побежал было мимо нас, но Ирен выскочила вперед, преграждая ему путь обутой в сапог ногой.
Мужчина споткнулся и повалился лицом вниз, так шмякнувшись о булыжник, что я вздрогнула.
– Садитесь сверху! – приказала Ирен. – Задержите его любой ценой!
Я проследила за ее взглядом – она смотрела на окно.
Там стоял человек в длинной черной сутане на пуговицах и с копной снежно-белых волос.
Едва я его заметила, он исчез, а Ирен поспешила к маленькой двери, ведущей к лестнице в здание.
– Нелл! – закричала Элизабет. – Надо сесть на него вдвоем, иначе его не удержать.
Я с отвращением посмотрела на стонущего беглеца на мостовой. Признаться, я скорее расположилась бы на изящном и чистом siège d’amour, чем на этом немытом оборванце. Сдавшись, я позволила себе опуститься на его спину. Воздух со свистом вышел из его легких, словно из кузнечных мехов.
Осмотревшись вокруг, я заметила, что грубые бездельники, свистевшие нам раньше, теперь улыбаются во весь рот, от одного галльского уха до другого.
Ирен и священник, однако, уже спешили нам на выручку.
– Я могу вам помочь, мадемуазель? – спросил старик на прекрасном громоподобном французском. С этими словами он наклонился, безжалостно хватая парня за воротник и подтаскивая к ногам. – Вы могли навредить себе, сын мой.
Священник был представительным жилистым мужчиной, но духовная мощь его одеяния, похоже, подействовала на парня даже больше грубой физической силы: он стал почти подобострастным.
– Мне жаль, отец. Очень жаль, отец. Простите меня, отец, – начал он бормотать по-английски. – Я сам не ведал, что творю.
– Merci, Mademoiselles
[101], – сказал священник, кланяясь. – Я отведу несчастного обратно в его комнату. Очевидно, он страдает от слабоумия.
– Мы поможем вам, – предложила Ирен.
Я с силой дернула ее за рукав. Мне совершенно не хотелось подниматься в какую бы то ни было мрачную комнату, находящуюся за зияющим проемом окна.
– Non, non
[102]. – Пожилой священник улыбнулся с приятной учтивостью. – У юных леди, должно быть, есть свои дела; оставьте эту заблудшую душу мне.
Он вел себя довольно уверенно, хоть и носил сутану, и мне даже показалось, что за стеклами очков я уловила в его глазах под густыми снежно-белыми бровями нечто похожее на приветливое выражение моего отца-священника…
Ирен вновь заговорила:
– У меня действительно здесь свои дела, отче. – Она многозначительно подчеркнула последнее слово. – И это не первая моя встреча с пожилыми священниками на улице.
Он внимательно осмотрел ее наряд:
– В таком случае вам лучше найти ближайшую церковь и исповедаться. – Он положил руку мужчины себе на плечо и повел его в здание.
– Мы настолько же безнравственны, насколько вы – святы, Père
[103]! – крикнула ему вслед Ирен звенящим – иначе не скажешь – голосом. А если уж оперная примадонна-контральто хочет, чтобы ее голос звенел, он затмит бой церковных колоколов. – Мы сопроводим вас.
Мы с Элизабет обменялись быстрыми взглядами. Ирен говорила «сидеть», и мы садились. Ирен говорила «идем», и мы шли.
