Все втроем мы шагнули вперед как один.
Лицо человека по имени Келли стало безумным.
– Нет! Не подпускайте их ко мне! Они испорченные. Вы благочестивый священник. Спасите меня от них! – В его речи перемежались английские и французские фразы, словно он создал новый иностранный язык, но я понимала каждое слово.
Уже не пытаясь сбежать из-под опеки пожилого священника, Келли опустился к его коленям и ухватился за края сутаны, словно испуганный ребенок.
– Я покаюсь в чем угодно, – кричал он, – только держите этих адских демонов подальше от меня!
– Думаю, – сказала Ирен священнику по-французски, – мы вам пригодимся.
Его недавно милое старческое лицо стало кислым.
– Ну хорошо, – сказал Шерлок Холмс тоже на французском, не на английском. – Полагаю, вы помогли задержать его, хотя я все равно поймал бы его в кофейне на углу. Я собирался предложить вам сходить за ле Вилларом, но сам пока не готов к встрече с ним. – Он посмотрел на озадаченного мужчину, который стоял на коленях на мостовой и держался за подол его сутаны. – Что ж, пойдемте, если угодно, но там воняет вареной требухой и чесноком.
Глава тридцать седьмая
Три грации
У всех трех были великолепные белые зубы, казавшиеся жемчугом среди рубиново-красных сладострастных губ. В них было нечто такое, что сразу заставило меня почувствовать какую-то неловкость. В душе моей пробудилось какое-то мерзкое желание, чтобы они меня поцеловали своими красными чувственными губами… Тьфу!.. Они – демоны!
Брэм Стокер. Дракула
[104] Омерзительные кухонные запахи и другие вещи, слишком неприятные, чтобы тратить время на их перечисление, окружили нас в маленькой передней, где мы столкнулись со стражем этого места.
Им оказалась женщина с остроносым лицом и волосами того же огненного оттенка, что и на афише какого-нибудь монмартрского заведения сомнительной репутации. Уверена, что мимо нее без объяснений не проскользнул бы даже сам президент Франции Карно.
Но наша процессия – величавый священник, обезумевший постоялец и три размалеванные девицы – захватила ее врасплох, и она пропустила нас, не сказав ни слова. Когда мы проходили мимо консьержки, я услышала серию щелчков. С одинаковым успехом она могла как перебирать четки, так и открывать бутылку абсента. У французов и то и другое – опора для души в моменты неуверенности.
Мы взобрались по темной узкой лестнице по очереди: сначала наш пленник, потом отец Холмс, Ирен, Элизабет и я.
Злополучный Келли жил в комнате на первом этаже, рядом с лестницей.
Послушный, хотя все еще, видимо, обеспокоенный, он пропустил священника в дверь, которая оставалась открытой. Мы последовали за ними, пока все не оказались в убогой маленькой комнатке, обставленной лишь самой необходимой мебелью.
Пока Шерлок Холмс усаживал Келли за стол с кривыми ножками, дополненный парой расшатанных стульев, я обвела взглядом койку с грязным покрывалом, ночной горшок рядом с ней и кресло без спинки в углу. Здесь не было камина, только дверь, окно на улицу и маленькое слуховое окошко высоко на боковой стене.
Комната драпировщика не могла похвастать ни одним предметом, не покрытым грязью и пылью.
Не говоря никому ни слова, Ирен прошла к выходящему на улицу высокому окну. Рамы, удерживающие стекла, делились на две части в стиле, известном как «французские двери».
Примадонна быстро захлопнула распахнутую створку и кивнула, подзывая Элизабет, которая поспешила занять позицию перед закрытым окном.
Я оказалась ближе всех к двери. По кивку Ирен я тоже закрыла ее и встала рядом.
Шерлок Холмс не обращал внимания на наши перемещения, полностью сосредоточившись на пленнике, пока усаживал его на табурет.
Проследовав к креслу в углу, Ирен тоже села.
Глаза Келли, словно под гипнозом, следили за каждым нашим движением.
Я не привыкла внушать ужас кому бы то ни было и подивилась, что мне это удалось только в таком испорченном обличье, хотя и сама отшатнулась бы, повстречав нашу троицу на улице и не зная наших настоящих личностей.
Но в этой комнате присутствовал лишь один человек в своем настоящем обличье, и это был подозреваемый.
– Вы ведь не подпустите их ко мне, отец? – снова захныкал он.
Чем мы могли ему навредить, в самом-то деле? Особенно если он достаточно праведен, чтобы противостоять искушению тем типом женщин, который мы олицетворяли.
Но он продолжал ерзать на табурете, дабы убедиться, что мы не предпринимаем попыток приблизиться к нему. Я видела, что он готов скорее умереть, чем попытаться пересечь охраняемый мною порог.
– Вы Джеймс Келли, драпировщик из Ист-Энда? – спросил его мистер Холмс по-английски.
Келли моргнул; его мутные глаза на секунду прояснились.
– Как странно. Я слышу голоса. Благозвучная небесная музыка, хор, говорящий на множестве языков. Здесь в любом случае два языка. Ваше святое присутствие удерживает тех демонов на расстоянии, отец, и мне теперь позволено слышать ваши французские слова по-английски. Не покидайте меня, умоляю! Они набросятся на меня как очумелые и принудят к распутным действиям.
– Успокойся, сын мой. Вижу, что тебе нехорошо.
– Нехорошо?! Да меня испортили эти дьявольские женщины! Будь они прокляты, те, кто заразил меня сифилисом, невинного юношу, каким я всегда был. Грязный заговор! Прошу, заставьте их исчезнуть, отец!
– Увы. – Шерлок Холмс посмотрел через плечо на Ирен, сидящую в углу, потом глянул, как мы с Элизабет стоим на страже у окна и двери. – Поначалу и я надеялся на подобное избавление, но оно не свершилось. Итак… – Он отстранился, посмотрев вниз на мужчину, и его голос обрел авторитарную уверенность. – Ты по профессии мебельщик, и это твое последнее занятие, но я вижу, что в течение некоторого времени ты был моряком. Ты родился в Ливерпуле, был недолго женат, но опустился до пьянства и распутства. Я вижу кровь убийства на твоих руках.
Мы с Ирен уже были свидетелями умения Шерлока Холмса оценивать прошлое людей по оборотам их речи, одежде и поведению, предательским следам профессии или особенностям анатомии.
Но Джеймс Келли об этом не знал и выпучил глаза, словно фарфоровая кукла. На мгновение он забыл о демоническом присутствии трех падших женщин, две из которых в действительности не были повинны ни в каких грехах.
– В-вы знаете? Но мне явился Господин. Он пришел и собрал паству, пока не снизошел Святой Дух, языками пламени повсюду, и все мы, ученики, молились на неведомых языках и пили кровь нашего Господа. Господь был плотником, а я всего лишь драпировщик, но все же я вбивал проклятые гвозди и должен искупить грех, должен искупить. Я видел Господина, и вы не Он. Как вы можете быть Им, тем, кто спасет меня?
