Ирен подскочила на кушетке:
– Отъезд?
– «Мне поручили одно пустяковое дело, которое показалось Ротшильду слишком спешным, чтобы отложить его на потом. Поэтому я вновь направляюсь в поезде на восток, в Венгрию. Мне опять предстоит преодолеть столько же миль на восток, сколько я проехал от Северного моря до Праги. Я пишу одно письмо за другим, потому что не знаю, когда будет достаточно длинная остановка, чтобы отправить их, и потому что мне даже не известен в точности пункт назначения.
Очевидно, расстояния на этих миллионах акрах земли между Прагой и Черным морем не рассчитываются столь же тщательно, как в привычных нам цивилизованных частях Европы». – Я остановилась, чтобы перевести дух.
– Бедный Годфри! – воскликнула Ирен, жестом призывая к молчанию Элизабет, которая вбежала в комнату с гадкой книгой в руке.
Примадонна кивком пригласила девушку сесть в ногах кушетки, пока я продолжала читать.
Мне, конечно, был знаком почерк Годфри благодаря нашей совместной работе в Темпле, и читала я гладко, с достаточным выражением, чтобы Ирен не было стыдно за мою декламацию.
– «Первый этап путешествия проходил по следам нашей поездки в Вену, Ирен»… – Я пробежалась взглядом вперед по странице и была вынуждена прервать чтение. – Кажется, здесь несколько слов на австрийском. Или на немецком? Кстати, на каком языке говорят в Вене?
– На языке любви, музыки и выпечки, – сказала Ирен, улыбаясь с ностальгией. – Не волнуйся о переводе этой части. Возможно, там описываются… торты.
Я возобновила чтение:
– «Наш поезд то приближается к широкому голубому потоку Дуная, то удаляется от него, словно копируя зеркально изгибы его течения. Будапешт – не такой величественный город, как Вена, хотя довольно живописный. Я благодарен тебе и визитам в Богемию за то, что они помогли мне хотя бы поверхностно выучить немецкий. В этой древней земле турок и венгров английский услышишь нечасто.
Впрочем, я не поеду вдоль Дуная до Буковины и не подберусь к Черному морю насколько близко, как Бессарабия. Вместо этого из Будапешта, где у меня будет время пообедать до отправления поезда, мой путь свернет на юго-восток через Карпатские горы в Трансильванию. От этого названия веет обширными лесистыми землями. Похоже, теперь я отважусь забраться даже дальше на восток, чем ты, Ирен: Варшава, где ты была, хоть и лежит далеко на север, но все-таки западнее моего места назначения. Если бы не граница Бессарабии, я бы скоро оказался по соседству с российской Украиной, только представь!
Я должен встретиться с каким-то провинциальным сатрапом. Поезд притормозит в лесистых холмах между реками Тиса и Муреш, где находится место назначения: город Клаузенбург, откуда я должен буду добраться до какой-то деревни, названия которой даже не знаю. Там меня встретит агент барона, чтобы провести в родовую усадьбу. Купе поезда по большей части пустые. Никто не разделяет со мной пространство и не мешает писать, хотя от покачивания вагона по рельсам у меня слегка дрожит рука.
По мере того как я продвигаюсь все глубже в леса и чужеземные территории, меня греет мысль, что вы с Нелл находитесь в безопасности и приятно проводите время в Нёйи. Однако вам не следует скучать в деревне: отправляйтесь в Париж посмотреть Всемирную выставку и восхититься ее иностранными павильонами. Не сомневаюсь, что в эти дни в Париже вы сможете посетить более интересные части мира, чем я увижу за все свое долгое путешествие по захолустьям Европы».
Под конец письма мы все уже хихикали, как девчонки, над благонамеренным, но совершенно несоответствующим реальности представлением Годфри о наших текущих занятиях.
– Это всё, Нелл? – вновь немного хмурясь, спросила Ирен, когда мы перестали смеяться.
– Только постскриптум: что он не знает, когда сможет отправить следующее письмо после остановки в Клаузенбурге.
– Зачем Ротшильд послал его в эту дикую страну?
– Видимо, поручение такое пустяковое, что Годфри даже забыл упомянуть цель.
– Пустяковые поручения не забрасывают людей за сотни миль от цивилизации. – Кончики пальцев примадонны постукивали по столу рядом с кушеткой, имитируя звук лошадиного галопа. Возможно, она играла воображаемую тарантеллу на воображаемом пианино. – Отправлю-ка я телеграмму пражскому агенту Ротшильда и спрошу, зачем послали Годфри. И куда. И когда он вернется назад. Об этих важных моментах мой дорогой супруг сообщает раздражающе расплывчато для адвоката.
– Он писал в спешке, – заметила я в его защиту.
– Зачем же спешка, если поручение пустяковое? Мне это не нравится. – Ее пальцы вновь забарабанили по покрытому кружевной дорожкой столу. – Не нравится даже больше, чем тот факт, что нас преследовали от самого жилища драпировщика.
– Преследовали? – встревожилась Элизабет. Она по-ученически держала на коленях раскрытую книгу Крафт-Эбинга.
– А почему, вы думаете, я предложила окольный путь через уличный рынок? – прищурилась Ирен.
– Но ведь ты сказала, что хочешь купить новые ткани, – возразила я, вспоминая, как подруга молниеносно провела нас вдоль переполненных людьми палаток. Она двигалась через беспорядочный лабиринт рынка с непредсказуемой скоростью вихря, взметая отрезы ткани, и уходила, ничего не выбрав. В итоге мы выскочили с рынка, как беженцы с иностранного базара, с пустыми руками и запыхавшись, и повернули в совершенно другом направлении, так что пришлось возвращаться в гостиницу долгим кружным путем.
Ну конечно!
– Я хотела посмотреть на нашего преследователя, – объясняла Ирен Элизабет, – и оторваться от него.
– От него? – спросила Элизабет, еще сильнее встревожившись. – Возможно, Шерлок Холмс…
– Зачем ему теперь за нами следить? Ведь он схватил Джека-потрошителя, верно? Уверена, он забыл о нас, как только сел в экипаж к ле Виллару, чтобы переправить Джеймса Келли в сыскное управление.
– Не думаю, что он забыл о вас, – добавила Элизабет лукаво.
Эта фраза вывела Ирен из задумчивости.
– Ерунда! Глупо лелеять девичьи мечты о мужчине, сделанном из математики и пробирок. Ему нравится мой ум, который не спешит преклониться перед его умом, вот и все!
– Но когда ужасный Келли впал в бешенство от нашего присутствия, – вежливо упорствовала Элизабет, – мистер Шерлок Холмс тоже заметно нервничал. Вы должны признать, Ирен, что в силу характера моего ремесла я владею особыми знаниями о мужчинах различного склада.
– Мисс Пинк! – воскликнула я, забыв о своей решимости искоренить это неподобающее имя. – Здесь неприемлемо хвастать мудростью, полученной за счет тяжелых нравственных пороков.
Девушка перевела на меня огромные карие глаза:
– Вы тоже заставили его понервничать, Нелл.
– Я так не поступаю! – процедила я сквозь зубы, чувствуя, что виски начинает сжимать обручем головная боль, будто одна из гибких домашних змей Сары Бернар.
