Броган улыбнулся:
– Ну, теперь вы наверняка чувствуете себя лучше.
– Да, спасибо, – сказал Маккейб, возвращаясь к работе.
Еще полдюжины бочек – и повозка наполовину разгружена. Тогда можно будет выпить еще.
Но когда они тащили третью бочку, лицо Мартина вдруг поплыло у Джеда перед глазами, и у него начали подкашиваться ноги. Наверное, ему все же не стоило пить. Но, странное дело, сейчас он чувствовал себя гораздо более пьяным, чем обычно бывало после шести или семи пинт.
– Прошу прощения, я…
Ноги у него подогнулись, и он выронил бочку в ярде от поддона. Мартин тоже выпустил свой конец и с тревогой наблюдал за тем, как его напарник оседает на землю.
– Что с тобой? – шагнул он к нему.
– Не знаю, я…
Маккейб с трудом разжимал челюсти. Мартин отодвинулся в сторону, когда Броган подошел к Джеду и склонился над ним. Лицо Тома было последним, что увидел Маккейб, прежде чем провалился в черноту.
В чувство его привел яркий свет. Он снова увидел над собой Брогана, но теперь тот помахивал у него перед глазами факелом. Сердце бешено колотилось в груди Джеда, и его удары отдавались в шею и лицо.
– Ну, что, очухался? – спросил Том.
Маккейб закашлялся, щурясь, поскольку пламя факела слепило ему глаза.
– Да… вроде, – пробормотал он и тряхнул головой.
В голове у него все еще стоял туман. Попробовав сесть, он понял, что не в состоянии сделать это. Ему даже не удалось приподнять руки.
Сначала Джед подумал, что они просто онемели. Однако, посмотрев в стороны и вниз, он увидел, что его руки и ноги распластаны и привязаны за запястья и лодыжки к доскам поддона. Рубашка на нем была разорвана. С гримасой на лице Броган поднес факел к его обнаженной груди.
Маккейб вновь тряхнул головой, словно это был дурной сон:
– В чем дело?
– Хороший вопрос.
Он узнал голос Майкла Тирни. Тот вышел из тени и воззрился на него сверху вниз:
– Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос по поводу того, что произошло между тобой и франтом в доме Элли Каллен.
Пытаясь собраться с мыслями, Джед смотрел на Тирни, щурясь от яркого света.
– Что она сказала вам? – спросил он. – Наверняка наврала с три короба.
– О, осмелюсь сказать, она немного приукрасила, и эта история разошлась среди девушек в моих заведениях, постепенно обрастая подробностями. Но потом я услышал ту же самую историю из своих источников на Малберри-стрит. – Майкл вздохнул. Его лицо помрачнело. – Так расскажи мне, Джед, что у тебя все-таки вышло с этим франтом?
У Маккейба вдруг пересохло во рту. Он облизнул губы:
– Небольшая стычка, больше ничего.
– И что случилось во время этой стычки?
– Он… снял рукоятку со своей дурацкой трости, и на ее конце оказалось лезвие. Ну, а я задал ему трепку своей дубинкой.
– Поколотил его, хочешь сказать?
– Именно так.
Джед криво усмехнулся, усмотрев первые признаки того, что Тирни начинает верить ему.
– Выставил его вон без всяких разговоров, – сказал он уже увереннее.
Тирни бросил взгляд в сторону, после чего опять уставился на Маккейба.
– Да, складно рассказываешь… Но, видишь ли, существует одна проблема: когда я увидел фотографию этого франта в газете на следующий день, он выглядел прекрасно. Ни одного синяка, ни одной царапины. В то время как у тебя, похоже, серьезная колотая рана.
Майкл ткнул пальцем в повязку на его плече, и Джед застонал от боли.
– По-моему, это больше соответствует истории, которая сейчас у всех на устах: франт нанес тебе хороший удар, и ты убежал, поджав хвост, – объявил главарь бандитов.
– Нет-нет, это неправда! Я тоже нанес ему пару хороших ударов.
До слуха связанного человека донесся щебет не видимой ему канарейки Тирни. А сам босс продолжал говорить, как будто не слышал слов Маккейба:
– Дело в том, что это происшествие бросает тень и на меня. А я не люблю, когда люди говорят обо мне на улицах и смеются надо мной.
Майкл наклонился над пленником, словно хотел сообщить ему что-то по секрету.
– И еще больше я не люблю, когда мои люди утаивают от меня правду, – почти шепотом произнес он. – И затем продолжают лгать мне.
С этими словами он выпрямился и кивнул головой в его сторону. Маккейб увидел, как из тени вышел еще один человек, который передал Брогану его пожарный топор и принялся разводить огонь в жаровне.
– Нет, Майк… нет. Пожалуйста! Вы все неправильно поняли.
Тирни поднял брови:
– Неужели? Я так не считаю.
Он кивнул Тому.
– Ради всего святого, Майк… умоляю, – застонал Джед.
У него на глазах выступили жгучие слезы и потекли по щекам. Трясясь от страха, он напрягся, и веревки впились ему в тело.
Но Тирни смотрел на него с торжественным выражением на лице. Броган поднял топор, и у Маккейба перехватило дыхание. Он понял, что сейчас произойдет: его изрубят на куски, которые бросят в жаровню. Он почувствовал рвотный позыв, захлебнулся и закашлялся.
– По крайней мере, перед тем как рубить, дайте глоток эля… – взмолился он.
Майкл снова наклонился над ним и нежно погладил его по лбу:
– Ты думаешь, что можешь разжалобить меня, в то время как из-за тебя полгорода смеется надо мной? Ничего не выйдет. Скажи-ка лучше, какой рукой ты собирал для меня деньги?
На несколько секунд Маккейб задумался, сбитый с толку внезапной сменой темы.
– Правой.
Тирни погладил его лоб еще раз, выпрямился, ласково улыбаясь, и сделал знак головой. Том взмахнул топором и опустил его на левую руку Джеда. Тот испустил утробный крик. Броган криво усмехнулся. Он намеревался отрубить все четыре пальца – но два еще держались на сухожилиях и коже. После второго удара они отлетели в сторону.
Маккейб задрожал всем телом, ожидая дальнейших ударов и моля бога, чтобы тот лишил его чувств, прежде чем они последуют. Однако он ощутил боль в той же самой левой руке. Подручный Брогана приложил кусок раскаленного железа к кровоточившим обрубкам его пальцев. Смрад горелой плоти на несколько мгновений заглушил рыбный запах, и Джед почувствовал такую боль, какой никогда не испытывал за всю свою жизнь. Когда эхо его сдавленного крика отразилось от стен здания склада, Тирни снова склонился над ним и погладил ему лоб.
– Пусть это послужит тебе уроком, – произнес он. – И благодари свои счастливые звезды за то, что ты еще нужен мне в качестве сборщика денег.
Маккейб попытался изобразить благодарную улыбку, но в этот момент бог, наконец, услышал его мольбы, и он лишился чувств.
