За кладбищенскими воротами к группе из пяти человек, смотревших в их сторону, присоединился торговец с ручной тележкой. Колби пожалел, что туман недостаточно густ, чтобы скрывать их от посторонних взглядов. Слабые солнечные лучи еще только начали пробиваться сквозь серую хмарь, постепенно рассеивая ее.
Неподалеку стоял фургон из морга, а рядом с ним – кучер и носильщик. Разрешение на эксгумацию тела Энни Чэпмен было выдано за день до прибытия сэра Колби в Саутгемптон на пароходе «Британия».
Они начали процедуру в 5.45, надеясь закончить до того, как на улицах станет многолюдно. В предрассветной тишине первые удары лопат и кирок показались оглушительными, и Томас даже подумал было, не лучше ли будет перенести эксгумацию на более поздний срок, чтобы лязг и скрежет проезжавших по улице кебов и повозок заглушили эти звуки.
Хирург поморщился, когда два землекопа, хрипя и задыхаясь от тяжелых усилий, подняли гроб и поставили его рядом с могилой. Старший рабочий с коротким ломом в руке наклонился и смахнул с крышки комья земли.
– Вы хотите, чтобы мы открыли его прямо здесь? – обратился он к Колби.
– Нет, не нужно, спасибо. Мы сделаем это в морге, – отозвался тот. – Помогите только погрузить гроб в фургон.
Сэр Томас махнул головой в сторону носильщика, который тут же подошел, чтобы вместе с землекопами перенести гроб к фургону. Когда они поставили его и придвинули к задней стенке, к ним подбежал мужчина в коричневом костюме. Сначала Колби подумал, что это кто-то из группы, стоявшей у ворот, но потом узнал в нем помощника Грейлинга, инспектора Палмера.
– Есть новости из Нью-Йорка, – объявил он, задыхаясь от бега. – Произведен арест.
– Понятно.
Хирург нахмурил брови. Серьезное выражение лица Палмера не вполне соответствовало характеру принесенных им новостей. Он бросил нерешительный взгляд на спутников Томаса. Тот отвел его в сторону, чтобы никто не мог их услышать.
– Говорите, – велел Колби после этого.
– Арестован наш Джеймсон, – сообщил инспектор.
«Томбс», то есть «Гробницы»… Его официальное название звучало как Нью-Йоркский дворец правосудия и дом заключения, и никто толком не знал, откуда взялось прозвище, под которым он был широко известен.
Одни утверждали, будто оно было навеяно древнеегипетскими элементами декора фасада, которые придавали зданию сходство с гробницей фараона. Другие говорили, что дело в трех его подземных этажах. По мнению третьих, оно было связано с тем, что у осужденных здесь за серьезные преступления не было шансов когда-либо выйти отсюда. «Это здание станет твоей гробницей».
«Томбс» располагался всего в двух кварталах от полицейского управления на Малберри-стрит, что облегчало транспортировку преступников. Многих из них просто вели пешком в наручниках двое или трое полицейских.
Путь от своего дома на Гринвич-стрит до «Томбс» протяженностью две мили Финли Джеймсон проделал в фургоне, на котором за ним приехали Билл Гриффин и два сержанта из ночной смены – всего через сорок минут после его возвращения от Элли.
Гриффин сообщил ему, что он арестован по подозрению в убийстве Элли Каллен… а также других возможных жертв Потрошителя.
– Не говорите ерунды! – раздраженно бросил Джеймсон. – Я только что покинул дом мисс Каллен.
– Совершенно верно, – бесстрастно произнес Гриффин. – Вы покинули его, убив ее. Именно поэтому мы здесь.
Финли был оглушен и не сразу нашелся что сказать.
– А где инспектор Ардженти? – произнес он в конце концов.
– Не беспокойтесь. Его как раз сейчас извещают о происшедшем. В скором времени вы с ним увидитесь.
На протяжении всей поездки до «Томбс» английский криминалист хранил молчание. Может быть, они ошиблись и Элли жива? Но тогда это поистине чудовищная ошибка! Упоминание о других жертвах Потрошителя тоже вызывало у него растерянность, но по другой причине: ему и раньше не давали покоя совпадения по времени краткосрочных провалов в его сознании с убийствами некоторых из девушек.
Мысли беспорядочно мельтешили в голове криминалиста, и с каждым проведенным в «Томбс» часом на душе у него становилось все тяжелее.
Его взгляд застыл на находившейся напротив лестничной площадке, залитой блеклым светом. Эта лестница с ржавыми железными ступенями, резко обрывавшаяся в темный колодец двора, над которым поднимались четыре этажа камер, составляла разительный контраст с величественной фасадной лестницей «Томбс». Камера Джеймсона располагалась на первом этаже – тремя этажами ниже уровня улицы. Он имел возможность убедиться воочию в справедливости прозвища этого места.
Спать здесь было невозможно из-за непрерывного гула голосов заключенных, перемежаемого приступами кашля, рыданий и дикого гогота. Время тянулось чрезвычайно медленно.
Где Ардженти? Да и Лоуренс обещал, когда его забирали, привезти умывальные принадлежности и смену белья. Ни тот ни другой так до сих пор и не появился…
С первыми лучами солнца тюремный надзиратель открыл дверь камеры и поставил на пол оловянную миску с какой-то серой бурдой – не то с овсяной, не то с манной кашей.
Заключенный покачал головой:
– Я не голоден.
Тюремщик, которого явно не интересовали чьи-либо вкусовые предпочтения, повернулся и с ворчанием удалился.
Шум постепенно усиливался. Разговоры стали громче, то и дело скрежетали и хлопали двери камер, из коридоров доносились звуки шагов. «Томбс» пробуждалась к жизни, у которой был свой, определенный ритм. Только теперь Финли почувствовал, что у него слипаются глаза.
В реальность его вернула тяжелая поступь приближающихся шагов. Сколько времени он проспал? Наверное, не больше часа.
– К вам посетители, – сказал надзиратель.
«Наконец-то, – подумал Джеймсон, – Лоуренс или Ардженти, а может быть, и оба одновременно!» – Он поднялся, сел в кровати и протер глаза.
– Благодарю вас, – пробормотал он.
Но настроение у него резко упало, едва он увидел, кто к нему пришел. Второй раз за последние двадцать четыре часа он задал вопрос:
– Где детектив Ардженти?
Джозеф находился не при исполнении служебных обязанностей, когда на Малберри-стрит пришло известие о новом убийстве, и инспектор Маккласки тут же начал действовать. Отправив Билла Гриффина и двух полицейских с поручением арестовать Джеймсона, он послал другого детектива домой к Ардженти с письмом, в котором описывалось произошедшее и содержалась приписка следующего содержания:
«…Я надеюсь, вы не будете возражать против моего вмешательства, поскольку дело чрезвычайно важное, а вас не было на службе, когда это случилось. Кроме того, с учетом вашего тесного сотрудничества с Джеймсоном вам было бы неудобно производить арест лично, и я уверен, что в первую очередь вы захотели бы осмотреть место преступления. Роулингс и Пэйни остаются там, и я предоставляю вам вызвать фургон из морга, когда вы закончите осмотр».