– Понимаю, – Джозеф связал воедино все оставшиеся нити. – Следовательно, вас больше всего тревожит в связи с этой историей то, что вы могли унаследовать болезнь своей матери? Ее душевное расстройство?
Джеймсон покачал головой:
– Дело в том, что я ничего толком не знаю. В ее документах в «Бедламе» упоминались провалы в сознании. С ней, очевидно, случались приступы безумия, о которых она потом не помнила.
– И в такие моменты она была буйной?
– По всей видимости, нет. Она впадала в состояние ступора; порой кричала, порой у нее пропадала речь и возникали судороги. Это одна из причин, почему я не считаю, что провалы в сознании имеют значения в моем деле: она не была буйной. Я не упоминал о них не потому, что боялся выдать себя, а потому, что мне неприятны воспоминания о несчастье моей матери.
Ардженти кивнул. Но вдруг ему пришла в голову еще одна мысль:
– А что, если вы унаследовали у своего отца склонность к насилию? Материнское безумие плюс отцовский садизм – весьма взрывоопасное сочетание!
На лице Финли тут же появилась понимающая улыбка – словно он ожидал услышать что-нибудь подобное.
– Исключено, – ответил он уверенно. – Я ненавидел отца и никогда и ни в чем не стал бы подражать ему.
– А если это скрыто у вас в подсознании или свойственно вашему второму «я» и вы не осознаете этого? Контролировать такие импульсы чрезвычайно трудно, если вообще возможно.
На мгновение лицо заключенного помрачнело, как будто ему напомнили о чем-то крайне для него неприятном. Проведя ладонью по лбу, он тяжело вздохнул:
– Проблема в том, Джозеф, что я не могу знать это наверняка. Но если провалы в сознании имеют отношение к делу и в одних случаях они происходили со мной одновременно с убийствами, совершенными Потрошителем, а в других – когда я находился у Лина, что могут подтвердить свидетели, – это снимает с меня подозрение.
– Это почему же?
– Потому что одно нам известно точно – от Колби и всех тех, кто когда-либо занимался расследованием этого дела, – все эти убийства совершил один и тот же человек.
Когда лошадь тронулась и полицейский фургон двинулся по Уокер-стрит, Джон Уэлан принялся зачитывать сделанные им записи протокола:
– Подозреваемый признает, что у него происходили короткие провалы в сознании, совпадающие по времени с убийствами Люси Бонина и Оливии де Вирс, и что он в эти моменты находился неподалеку от мест их совершения. Однако медицинская история этих провалов касается в большей степени семьи подозреваемого и не имеет отношения к расследуемому делу. По этой причине данная история не нашла отражения в протоколе.
Джон оторвался от записей и поднял глаза на Ардженти:
– Это точно передает суть показаний Джеймсона?
– Да, думаю, вполне.
Джозеф сказал Финли, что всю информацию, касающуюся расследуемого дела, следует внести в протокол, и в конце допроса они согласовали его содержание.
– Больше ничего? – спросил Уэлан. – Вы оставались с ним наедине довольно продолжительное время.
– История, которую он мне рассказал, затрагивает не только семью Джеймсона, но и его помощника Лоуренса. Она не имеет никакого отношения к делу, – объяснил детектив.
Джон кивнул и убрал блокнот.
Ардженти задумчиво смотрел в окно на проносившуюся мимо улицу. Рядом с демонстрационным залом с несколькими фортепьяно располагалась витрина, в которой были выставлены арфы. На углу стояли в очереди мужчины, искавшие работу в недавно открывшемся литейном цехе. На смену цилиндрам и фракам пришли шляпы «дерби» и матерчатые кепки.
– Кроме Лоуренса, вы единственный, кому я когда-либо рассказывал о своей матери, – сказал ему Джеймсон при расставании.
Джозеф вдруг подумал, что сам он никогда никому не рассказывал о случившемся с его сестрой. Теперь ему стало понятно, почему напарник взял под крыло Лоуренса и занимался с Элли Каллен, откуда взялось у него стремление помогать людям, оказавшимся в тяжелом положении. Финли не смог спасти свою мать и по возможности пытался компенсировать это.
Но Ардженти все еще не покидало сомнение – не хитроумная ли это уловка с целью завести его в тупик? Джеймсон не помнил, где он находился во время совершения двух убийств, и какое-либо алиби в этих случаях у него отсутствовало. Однако у него имелись алиби на время других преступлений Потрошителя, и тот факт, что все убийства являются делом рук одного человека, снимал с него подозрение.
А что, если Финли, присоединившись к группе Томаса Колби во время расследования первых убийств Потрошителя, сам совершил несколько убийств под этим прикрытием? Или, может быть, за эти убийства ответственно его второе «я», активизировавшееся в результате проводимого им анализа личности Потрошителя, тогда как он сам не осознает этого? Кто мог бы лучше, чем опытный патологоанатом и криминалист, расследующий дело Потрошителя, скопировать эти убийства?
Далее письма. И опять – все они написаны одной рукой, следовательно, их авторство принадлежит одному человеку. Но что, если реальный Потрошитель никогда не писал никаких писем, и все они являются творениями Джеймсона? Он – его второе «я» – знает, как лучше уязвить Колби и самого себя. И если бы он совершил те другие убийства под прикрытием Потрошителя, письма только подкрепили бы версию одного убийцы.
Ход мыслей Ардженти нарушил Уэлан, обратившийся к кучеру:
– Мы почти приехали. Следующий поворот направо.
Они проехали под парапетом двухэтажного поезда, тянувшимся вдоль Бауэри. Возница начал отслеживать нумерацию домов. Заведение Лина втиснулось между лавкой галантерейщика и винным погребком, и его легко можно было пропустить.
Джозеф и его помощник постучали дверным молотком, и прошла целая минута, прежде чем дверь слегка приоткрылась и появившийся в узкой щели пожилой китаец окинул их внимательным взглядом. Кучер фургона был в униформе, а Ардженти держал перед собой свой значок. Китаец снял цепочку, распахнул дверь и пригласил их войти.
Уэлан сказал, что они хотели бы поговорить с хозяином заведения, «неким Хуаном Лином».
Китаец кивнул:
– Это я. Чем могу помочь вам, джентльмены?
Лину было около семидесяти, и он слегка сутулился. Он бросил озабоченный взгляд поверх плеч неожиданных посетителей, словно ожидал, что за ними стоят другие полицейские. Джозеф заметил, что от узкого вестибюля помещение постепенно расширяется. В углу стояли несколько стульев и диван, а возле окна с матовым стеклом – пальма в кадке. Из задней комнаты вышла молодая симпатичная китаянка. Она кивнула им с вежливой улыбкой, но осталась стоять за спиной Лина.
– Мы разыскиваем вот этого человека, – Джозеф вынул из папки с материалами, которые он собрал на Гринвич-стрит днем ранее, фотографию; на ней Джеймсон и Лоуренс стояли с гордым видом на ступеньках крыльца дома. – Тот, что слева, в жилете. Вы случайно не видели его?
