Сощурившись, Лин рассматривал снимок в течение нескольких секунд, а затем покачал головой:
– Нет, извините. Здесь я его не видел.
Требование Финли никому не говорить о его визитах твердо запечатлелось в памяти старика, и свою помощницу он тоже проинструктировал должным образом.
– Сули, ты видела этого человека? Может быть, в мое отсутствие? – повернулся Лин к девушке.
Та сделала шаг вперед, взглянула на фотографию и покачала головой, пожав плечами:
– Нет, я никогда его не видела.
32
– Мистер Лоуренс… Мистер Лоуренс!
Биделла разбудили крики Элис, звучавшие в унисон с громкими ударами в дверь.
Помощник Финли взглянул на настенные часы: 7.08. Поднявшись с кровати, он подошел к окну и выглянул на улицу. У двери стояли Билл Гриффин, еще двое полицейских в униформе и трое мужчин в костюмах и шляпах «дерби». Вероятно, им понадобились какие-то дополнительные документы или что-то еще. Неужели они не все еще собрали за эти два дня?
Лоуренс открыл окно и крикнул:
– Через минуту я спущусь, джентльмены!
Гриффин и один из полицейских посмотрели в его сторону, в то время как внимание остальных отвлекла Элис, открывшая дверь.
Биделлу потребовалось две минуты, чтобы умыться и одеться. К этому моменту экономка пригласила гостей войти, и они сгрудились в прихожей. Один из мужчин в костюмах выступил вперед.
– Мистер Лоуренс Биделл?
– Да.
– Мое имя – Эдвард Хикс. Я сотрудник Иммиграционной службы при правительстве Соединенных Штатов. Должен поставить вас в известность о том, что условия опекунства над вами со стороны мистера Джеймсона нарушены.
Лоуренс удивленно посмотрел на Хикса, а затем перевел взгляд на Гриффина:
– Это вы так шутите?
– Нет, это отнюдь не шутка, – произнес Билл бесстрастным тоном. – Эти люди здесь для того, чтобы сопроводить вас в хорошее медицинское учреждение, называемое «Бельвю», где вам будет обеспечен надлежащий уход.
– Я думаю, это будет Блэкуэлл Айленд, – вмешался Хикс.
Обернувшись, он посмотрел на человека, стоявшего сзади, и тот утвердительно кивнул:
– Было решено, что это заведение в большей степени подходит ему с учетом его состояния.
Блэкуэлл Айленд? Тысяча девятьсот обитателей плюс еще пять тысяч осужденных и пациентов из близлежащих пенитенциарных учреждений, богаделен и больниц для больных оспой и неизлечимо больных. Пока Лоуренс, погрузившись в размышления, вспоминал статистику и сравнивал условия этой больницы с условиями «Бедлама», Гриффин завел его руки за спину и защелкнул на них наручники.
Биделл напряг руки, пытаясь освободиться.
– Это возмутительно! – вырвалось у него.
– Очень может быть, – сказал Билл. – Предъявляйте претензии мистеру Джеймсону. Им подписан документ, согласно которому он, будучи вашим опекуном, обязуется не принимать участие в преступной деятельности любого рода.
Лоуренса под руки повели к полицейскому фургону. В двух ярдах от фургона фотограф установил камеру на штативе, а стоявший рядом репортер приготовил блокнот.
Вспышка камеры ослепила Биделла. Его затолкали в фургон и усадили на лавку между двумя полицейскими, в то время как Гриффин задержался, чтобы ответить на вопросы журналиста.
Репортеру по имени Теоболд Беренс было двадцать семь лет, и он горел желанием сделать карьеру в «Нью-Йорк пост» с помощью сенсационных статей.
Поэтому он оказался первым у дома Джеймсона, когда того арестовывали, и потом, когда явились уже за Лоуренсом. Одна публикация или две? Или, может быть, поместить основной и дополнительный материалы на одной полосе?
Задумавшись, он некоторое время жевал кончик карандаша, затем отложил его в сторону и снова принялся стучать кончиками пальцев по железным клавишам пишущей машинки.
* * *
Первая статья Беренса в «Нью-Йорк пост» не ускользнула от внимания членов семейства Рейтер в Лондоне.
Джулиус Рейтер переключился с голубиной почты на телеграф еще двадцать лет назад и стал одним из первых пользователей Трансатлантической линии, созданной в 1890 году. Полученные по ней новости американской прессы распространялись по всем крупным газетам между Лондоном и Берлином.
Одной из них была провинциальная газета, выходившая в Гилдфорде, городе в графстве Суррей. У работавшего в ней молодого репортера имя Финли Джеймсона, связанное с нападениями на проституток, вызвало неприятные ассоциации – хотя ему пришлось потратить большую часть дня на то, чтобы выяснить почему.
Прочитав статью, журналист понял, почему она была опубликована в местной, а не в лондонской прессе, и поспешил на второй этаж к своему редактору, перешагивая через ступеньки.
В то время как по обе стороны Атлантики набирала обороты сенсация, маленький пароход вез Лоуренса на Блэкуэлл Айленд.
Группа зданий из коричневого гранита с крышами в виде башен, высившаяся всего в полумиле от доков Ист-Ривер, больше напоминала крепость, чем больницу. Когда пароход приблизился к острову, его окутывал утренний туман, подобный зловещей, таинственной ауре.
Но для Биделла здесь не было особой тайны. Образы «Бедлама» настолько прочно укоренились в его сознании, словно он видел все это только вчера. Помощник Джеймсона мог живо представить широко разинутый в крике рот и бьющееся в конвульсиях тело, смирительную рубашку и кресло с кожаными ремнями, втиснутый между зубами кусок ткани и фонтан ледяной воды, с помощью которого санитары усмиряют буйных.
И когда эти образы полностью завладели им, он принялся мерно раскачиваться взад и вперед, в такт ритмично работавшему пароходному двигателю.
33
Комиссар Грейлинг швырнул на стол номер «Гилдфорд меркьюри» и ткнул пальцем в заголовок:
– Что, черт возьми, это значит?
Когда ошеломленный Колби прочитал его, Грейлинг бросил на стол номер «Таймс».
– И примерно то же самое, с разными вариациями, почти во всех лондонских газетах! – воскликнул он.
Комиссар назначил Томасу встречу в своем личном офисе. Хотя обычно он встречался с людьми уровня сэра Колби на нейтральной территории – в ресторане или чайном зале отеля, – в данном случае было не до условностей. А кроме того, их никто не должен был слышать.
– Вы что-нибудь знали об этом прежде? – спросил Грейлинг.
Колби пробежал глазами обе статьи. Складывалось впечатление, будто «Таймс» лишь слегка приукрасила то, что было напечатано в «Гилдфорд меркьюри». Ему не требовалось читать эти статьи подробно, он очень хорошо знал, о чем в них идет речь.
– Да, кое-что мне было известно, – ответил он будничным, бесстрастным тоном.
