– Когда сутенер Мареллы – тоже наш, итальянец, Джорджио Фурелло – начал избивать ее, она обратилась ко мне за помощью. Будучи новичком, еще не имевшим понятия о коррупции на Малберри-стрит, я отправился к начальнику отдела по борьбе с проституцией и подал ему заявление на Фурелло. Откуда мне было знать, что он находится на содержании у сутенера? – Ардженти потряс головой. – Фурелло заявил, что он уважаемый владелец клуба, а синяки на теле Мареллы образовались в результате того, что он защищался, когда она набросилась на него с ножом. Он даже порезал себе кожу на животе, чтобы подкрепить свои показания фактом. Сестру арестовали и посадили в тюрьму без права освобождения под залог. Через три дня она повесилась.
После этих слов повисла гнетущая тишина. София прикоснулась к руке супруга.
– Ты сделал то, что считал в то время правильным, и не знал, как в действительности обстоят дела. И не нужно винить себя в смерти сестры, Джозеф.
– Не нужно? Стараясь помочь, я сделал только хуже. Фактически подписал ей смертный приговор.
Вспомнив, как Марелла лежала на холодной плите с обрезанной веревкой на шее – мать отказалась идти в морг, не желая запоминать напоследок дочь мертвой, – детектив почувствовал, как к глазам подступают слезы. Неожиданно в его памяти всплыл образ Люси Бонина, тоже лежавшей на столе в морге.
– Когда я вижу этих девушек, вроде той, из «Плавучего театра», которую обнаружили мертвой всего несколько недель назад, меня снова начинают преследовать воспоминания о Марелле.
– Помню, это убийство произвело на тебя особенно тяжелое впечатление. Я тогда еще подумала – это, наверное, из-за того, что девушка была итальянского происхождения.
Лицо Ардженти болезненно искривилось. Он с трудом сдерживал слезы.
– Да, я, наверное, не единственный в этом городе, кто сострадает обездоленным. И тем более, я не могу спокойно смотреть, как на шее невинного человека затягивается петля.
София некоторое время сидела с поникшей головой, а затем вновь подняла ее и посмотрела мужу прямо в глаза:
– Что можно сделать для Финли?
– Не знаю, – пожал плечами Ардженти. – На прощание я сказал, что найду способ помочь ему, главным образом чтобы поднять ему настроение. Он выглядел совершенно подавленным. Но если откровенно, то теперь, когда меня отстранили от расследования, я совершенно не представляю, как ему можно помочь.
София в раздумье барабанила пальцами по бокалу.
– Ты чувствуешь, что на тебе лежит ответственность за обоих? – спросила она все так же осторожно. – За то, что произошло с Мареллой и теперь с Финли?
– Очевидно, да.
– А ты никогда не думал, что сделал и в том и в другом случае все возможное?
– Чрезвычайно великодушно с твоей стороны.
Теперь жена пыталась утешить его, поскольку он тоже выглядел подавленным.
– И все же, я уверен, однажды мне удастся сделать не только все возможное, но и невозможное, чтобы добиться справедливости, – заявил Джозеф.
35
– «Муж, отец, какова бы ни была твоя судьба, да будет твое сердце чистым, твоя жизнь – честной. Ради тех, кто носит твое имя, не пятнай его дурными поступками. Когда ты смотришь на эти невинные лица, которые нежно приветствуют тебя, пусть твое лицо тоже будет невинным и твоя совесть не испытывает угрызений…»
– Что это?
– Это из романа Теккерея «Виргинцы».
Единственным другом Лоуренса Биделла на Блэкуэлл Айленд был Джеральд, доброжелательный тридцатидвухлетний монголоид, который с открытым от изумления ртом слушал, как тот один за другим цитирует отрывки из литературных произведений.
Для Лоуренса декламация, которую он нередко сочетал с легким покачиванием взад и вперед, служила своеобразным средством защиты. Он декламировал Теккерея, «Потерянный рай» Мильтона или Периодическую таблицу Менделеева, и эти «мантры» успокаивали крик и плач вокруг него.
Когда Биделл читал наизусть «20 тысяч лье под водой» Жюля Верна, «Остров сокровищ» Стивенсона или «Граф Монте-Кристо» Дюма, ему представлялось, будто он переносится на место действия того или иного романа. Он мог делать это часами, пока его не одолевал сон.
Но теперь Лоуренс внезапно замолчал и принялся внимательно изучать ботинки своего нового друга.
– У тебя грязные ботинки, – сказал он.
Джеральд посмотрел на них так, словно никогда не видел их прежде.
– Ты действительно считаешь, что они грязные?
– Да, считаю.
Губы Биделла презрительно искривились, когда он разглядывал грязь, царапины и пятна от засохших кусочков пищи, покрывавшие обувь его собеседника.
– Сними, и я их почищу, – предложил он. – Я опытный чистильщик обуви.
Джеральд снова опустил глаза на свои ботинки:
– Ладно.
Присев на корточки, он развязал шнурки, снял ботинки и протянул их Лоуренсу. Тот еще раз внимательно рассмотрел их, поворачивая под разными углами, после чего вынул из кармана платок, стер прилипшие комочки грязи, а затем плюнул на них и начал чистить.
Джеральд с улыбкой наблюдал за тем, как его обувь постепенно приобретает блеск.
– Замечательно. Смотри, какими чистыми они стали! – Он протянул к ним руку, но Биделл отвернулся в сторону:
– Они еще недостаточно чистые.
Он принялся тереть ботинки с удвоенной энергией, и улыбка на лице Джеральда постепенно исчезла.
– Хватит, они уже чистые. Ты можешь повредить их, – сказал он.
– Нет. Еще не совсем.
Лоуренс продолжал с ожесточением драить обувь.
– Говорю тебе, чистые! – Джеральд протянул руку, зацепил один ботинок пальцем изнутри и потянул его к себе. – Взгляни, в них можно смотреться как в зеркало. – Его лицо вновь расплылось в улыбке.
– А я говорю, они еще грязные! – Лоуренс дернул ботинок на себя. – Подожди несколько минут, и увидишь, какими они станут.
Они продолжали тянуть ботинок, каждый к себе. Когда Джеральд увидел в глазах Биделла безумную решимость, его впервые осенило:
– Да ты просто сумасшедший, Лоуренс! Самый настоящий сумасшедший.
Биделл внезапно застыл на месте и воззрился на своего товарища по несчастью, словно не зная, как ему реагировать на эту мысль.
В этот момент Джеральд заметил, что его товарищ смотрит куда-то поверх его плеча. Он обернулся и увидел, что к ним приближается главный врач в сопровождении незнакомого мужчины.
– Думаю, ваш друг совершенно прав, Лоуренс, – сказал Ардженти. – Ботинки уже достаточно чистые. Давайте выйдем отсюда.
Открыв дверь своего офиса, Вера Мэйнард увидела в противоположном конце зала клуба Майкла Тирни и Тома Брогана, беседовавших с двумя ее девушками. Она быстро захлопнула дверь.
